Лицо женщины потеряло всякое выражение: она как будто опустила какой-то занавес и смотрела только в ту сторону, откуда должен был появиться автобус. Как только девочка перестала чувствовать внимание матери, она заплакала громче и еще настойчивей попыталась повернуться. Мать держала коляску за ручку, и девочка ухватила ее за палец. Та коротко взглянула на нее, взяла руку дочери — я сначала приняла это движение за выражение сочувствия — и разжала ее пальцы с таким выражением, как будто ее руки коснулись чего-то неприятного. Потом женщина положила руки на колени, куда дочь не смогла бы дотянуться, и продолжала сидеть неподвижно, ожидая автобуса.
Я прекрасно помню разговор с одним из моих друзей, — он объяснял, почему ему так трудно любить свою мать или просто обнять ее. Он был абсолютно убежден, что она его не любит. Так как мне всегда казалось, что она очень много для него сделала, я спросила, почему у него создалось такое впечатление. Он ответил: «У меня на всю жизнь сохранилось отчетливое воспоминание: я поднимаю руку, тянусь вверх, чтобы дотронуться до ее руки, а она отдергивает свою».
Мне становится грустно от того, насколько обыденны подобные истории. Я не знаю наверняка, что еще помнит мой друг. Несомненно, были и другие воспоминания, которые и вызвали у него в итоге чувство обиды. Но я уверена, что та молодая женщина на автобусной остановке хотела объяснить своей дочери, что она не сможет получить все, что ей захочется, если начнет плакать, хныкать и стучать по коляске. Возможно, она намеренно не обращала внимания на девочку, думая, что позже она научится вести себя как следует. Или же она думала совсем о другом и попросту не хотела, чтобы ее беспокоили. Если бы автобус подошел позже, я бы наверное увидела, как девочка повернулась в коляске, еще немного поплакала, а потом перестала. Ее матери, как и многим другим, это показалось бы маленькой победой. Она бы поверила, что подобная тактика сработала.
Мой друг принял жест своей матери за отказ в чувстве любви. Вполне вероятно, что она подразумевала под этим то же самое, что и женщина на остановке, — способ не позволить ребенку привлечь к себе внимание. Однако мой друг воспринял поведение матери совершенно по-другому.
Что бы произошло, если бы женщина на автобусной остановке решила успокоить дочь и взять ее на руки? Поняла бы девочка, что таким образом она может манипулировать матерью и добиваться того, чего ей хочется? Избаловала бы ее мать окончательно, если бы постоянно выполняла все ее желания? Стала бы она заложницей необходимости все время давать дочери то, чего она требует? Я так не думаю, но многим это кажется рискованным.
Я думаю, ребенок просто почувствовал бы, что его понимают. Еще на невербальном уровне общения девочка усвоила бы, что мама принимает ее «сигналы бедствия» и отвечает на них. Она удостоверилась бы в том, что может сообщить о своих потребностях, почувствовала бы, что к ней относятся с пониманием и заботой, то есть что ее программа тоже важна. Разве это плохо для развития социальных навыков? Сколько среди нас тех, кто помнит или, что более вероятно, не может припомнить подобные примеры собственных мучений, когда мы по-своему, по-детски, все проанализировали и пришли к выводу, что нас не любят и не понимают?
Отрывок из книги Бонни Харрис
