В связи с этим попыталась вспомнить, читала ли мама мне на ночь, пела ли колыбельные — и ничего такого не помню. Кажется, я всегда засыпала одна, и темнота пугала меня своими звуками и невидимыми чудищами.
По-настоящему на ночь мне читали лишь однажды. И это была совсем чужая мама.
Мне было уже восемь лет, и я заночевала у Ксюши после её дня рождения. Мы с Ксюшей в то время за одной партой сидели и жили практически через улицу. И её мама читала перед сном младшему сынишке. А мы с Ксюшкой лежали рядом на диванчике.
Помню как сейчас, это была «Малахитовая шкатулка» Бажова. Я боялась пошевелиться, боялась, что это волшебство кончится. Ксюша с братом давно спали, а их мама всё читала мне и читала, пока сказка не кончилась.
А я ещё долго лежала, глядя в темноту, и старалась не плакать.
Читал ли мне папа? Вряд ли... Как-то совсем рано его не стало в моей жизни. Почему-то самое яркое воспоминание, связанное с ним, как я стою в колготках на диване, мы пришли с прогулки, и папа снимает с меня свитерок через голову. А свитерок такой, знаете, с двумя пуговками на плече. И эти пуговки застёгнуты. И свитер давит мне уши, и больно, а папа тянет и тянет. А я понимаю, что пуговки застёгнуты, только сказать не могу – я ещё, вообще, толком не умею разговаривать.
А потом, когда я уже жила с бабушкой, мама придумала с этими пластинками…
Она купила мне «Карлсона», «Бременских музыкантов» и «Ослика, который искал счастья». Вот этот маленький белый ослик – это была большая трагедия моего детства. Там была такая песенка, от которой я каждый раз плакала. Потом в моей жизни было много песен с подобным эффектом. Но тогда… тогда мне было четыре года, и казалось, что нет на свете никого несчастнее меня и этого ослика.
И я знала, что сказка кончается, в общем-то, хорошо. Но каждый раз ужасно мучалась, слушая её. А не слушать тоже не могла.
И однажды я сломала пластинку. Я положила её на кресло и прыгнула двумя ногами.
Пластинка разломалась на три куска.
Это был, пожалуй, единственный акт вандализма за все четыре года моей праведной жизни.
Более того, маме я сказала, что пластинка потерялась.
Я никогда больше не слышала этой сказки. Хотя потом сделали даже мультфильм кукольный, по мотивам. Там какой-то незнакомый мне ослик тоже ходил с пустым мешочком для счастья. Но он меня совсем не трогал.
Мой ослик был мёртв, и не было ничего такого, что могло бы его оживить.
Когда меня спрашивали, кого я больше люблю, маму или папу, я отвечала в зависимости от ситуации. Хотя в душе понимала, что больше люблю бабушку. Но бабушка никогда об этом не спрашивала. А я никогда не говорила.
Я очень долго не умела говорить о своей любви. Мне порой кажется, что я до сих пор этому не научилась.
У моей минской подруги двое деток. Как-то на зимние праздники я гостила у неё, когда дочке было десять лет, а сыну два с небольшим.
Каждый вечер перед сном она пела детям «Купалинку». Каждый божий вечер! Она садилась между детскими кроватками и пела. А детки тихонько подпевали, очень нежно и красиво.
И вот несколько вечеров кряду я была допущена до этого таинства.
Мы закрывались в детской, словно в волшебной шкатулке, и пели в четыре голоса. В комнате было темно, и звук плыл где-то под потолком. И всё было похоже на декорацию к сказке.
За окном падали медленные снежные хлопья, а высоко в ночном небе проплывал маленький белый ослик.
И, клянусь вам, он мне улыбался.
Автор: Елена Касьян
Источник:
