О книге
Мэгги О’Фарелл создает пронзительные и вдохновляющие истории о человеческих судьбах. Поиск места в жизни, отношения с близкими и, конечно, любовь – вот темы ее творчества. При этом романы О’Фарелл, написанные прекрасным языком, неизменно отличаются захватывающим сюжетом. Она умеет сопрягать несколько жанров и обладает редким даром не только завоевывать внимание читателя, но и удерживать его до последних страниц.
"Там, где тебя ждут" - это проникновенный роман о том, как часто мы думаем, что счастливы были когда-то там, а не сейчас, как бываем слепы и глухи к дарованным нам маленьким радостям, пытаясь достать того самого журавля и готовые ради него раздавить синицу. Автор показывает нам человека, намеренно выбирающего путь страдания, того, кто, с одной стороны, любит свою семью, а с другой не способен отпустить прошлое, простить себя и начать жизнь здесь и сейчас.
Нелинейное повествование, которое ведется от лица нескольких персонажей, интригует и невероятно увлекает, заставляя с каждым новым рассказчиком открывать разные грани личностей и мотивы поступков героев. А читателю - погружаться в лабиринты жизни Дэниела Салливана.
Об авторе
О’Фаррелл Мэгги - британская писательница ирландского происхождения, лауреат престижной литературной премии Costa Book 
Awards Best Novel. Мэгги О’Фаррелл родилась в 1972 году в Колрейне — городе на севере Ирландии. Первые годы ее жизни прошли в Северной Ирландии, затем семья переехала в Уэльс, после — в Шотландию.
Мэгги О’Фаррелл получала высшее образование в Кембриджском университете, где встретила своего будущего супруга — в настоящем писателя Уильяма Сатклиффа. Окончив университет, Мэгги трудилась в качестве журналиста, была заместителем литературного редактора в печатном издании The Independent on Sunday и преподавала творческое письмо. Выйдя замуж за писателя Уильяма Сатклиффа, Мэгги поселилась в Эдинбурге. Мэгги и Уильям воспитывают двоих детей. Материнство, связанные с беременностью и родами страхи, попытки совместить воспитание ребенка с работой, семейные радости и треволнения — все это основа творчества О’Фаррелл.
Сколько себя помнит, Мэгги хотела быть писательницей. Она с детства вела дневники, мечтая, что ее записи выльются во что-нибудь большее. Так и случилось. Дебют Мэгги О’Фаррелл в литературе произошел в 2000 году с выходом книги After You’d Gone. Произведение получило международное признание, а писательница была удостоена премии Бетти Траск. Спустя три года Мэгги получила премию Сомерсета Моэма за свой третий роман The Distance Between Us. В настоящее время библиография Мэгги насчитывает шесть романов. Всемирную популярность обрел роман Мэгги О’Фаррелл под названием «Рука, что впервые держала мою» и принес в копилку автора премию Costa. Это история о любви и материнстве, войне и тайнах детства, где прошлый век переплетается с настоящим. В издательстве «Эксмо» книга издается в серии Vintage Story.
Мэгги О’Фаррелл шутит, что после рождения детей и литературного успеха для полного счастья ей не достает только маленького ослика, которого она мечтает назвать Plinky-Plonky. Но муж и слышать не хочет о том, чтобы завести дома осла. Еще одно противоречие между Мэгги и Уильямом: муж обожает современные гаджеты и технику "по последнему слову", а жене совершенно все равно, какая у нее модель телефона или ноутбука. Однажды Мэгги О’Фаррелл едва не стала жертвой ограбления. На улице к ней подошел молодой человек и потребовал отдать сумку. Но все, что захватила с собой писательница, выйдя из дома, — это ключи и старый мобильник. Мэгги отдала телефон грабителю. Взглянув на него, парень ужаснулся и сказал, поморщившись: "Боже, нет, я не хочу это старье, забирайте его и идите себе дальше!" Некоторое "старье" Мэгги собирает целенаправленно. У писательницы большая коллекция винтажных сумок, обуви и одежды. По словам коллекционера, она обожает "уже пожившие", с собственной историей, вещи. Ей нравится фантазировать, кто мог бы носить эту вещь, где бывал этот человек, какие события связаны с этой вещью. Нравится вдыхать еле уловимый запах духов, которое хранит чье-то старое платье, или выискивать в антикварных магазинах обувь прошлого века.
Еще одна страсть О’Фаррелл — шоколад. Вместе с тем она фанат здоровой диеты и кормит детей коричневым рисом, несмотря на все их протесты и мольбы приготовить обычный белый рис. Но когда Мэгги увидела, с каким наслаждением ее маленький сынишка Сол вдыхает аромат коробки, в которой был шоколад, писательница с удовлетворением подумала: "Это мой мальчик!"
По признанию О’Фаррелл, писать хорошие книги ей помогает… слепок зубов ее мужа. У Уильяма Сатклиффа великолепные зубы, а капа осталась у него с тех пор, когда он увлеченно играл в футбол. При переезде Мэгги случайно обнаружила ее, и с тех пор капа всегда лежит на рабочем столе писательницы. Муж — первый читатель и самый суровый критик О’Фаррелл. Поэтому, редактируя написанное, Мэгги смотрит на текст через изгиб капы — и это помогает ей быть более строгой к себе.
Пять причин купить
- Автор – лауреат премии Бетти Траск за дебютный роман «After You’d Gone».
- Также лауреат премии Сомерсета Моэма за свой третий роман «The Distance Between Us» и премии Costa за книгу «Рука, что впервые держала мою».
- Мэгги О'Фаррелл вошла в список 25 самых перспективных британских писателей.
- «Там, где тебя ждут» – история о человеке, запутавшемся в лабиринте собственной жизни.
- Нелинейное повествование от лица нескольких персонажей: больше открытий с каждым новым рассказчиком.
Отрывок из книги
На редкость странное ощущение в ногах
Дэниел, Донегол, 2010
Жил-был человек.
Он стоял на крыльце, скручивая сигарету. Погода в тот день, как обычно, была переменчивой, благотворной для пышно разросшегося сада, ветви деревьев отяжелели, напоенные влагой непроходящих дождей.
Жил-был человек, и этот человек – я.
Именно я стоял на крыльце с портсигаром в руке, глядя в сад, приглядываясь к какому-то силуэту вдали, возле ограды, где теснились осины. Там стоял другой человек.
Экипированный биноклем и фотокамерой.
«Орнитолог-любитель, – мысленно предположил я, проведя языком по папиросной бумажке, – они частенько заглядывали в наши края». Но в то же время, что я думал на самом деле? «Много ли птиц он увидит в этой северной долине?» – задался я вопросом, озабоченно вспоминая, где сейчас находится моя жена с малышом и нашей дочкой. Быстро ли, в случае необходимости, я смогу добраться до них?
Удары моего сердца резко участились, оно глухо билось о ребра. Я искоса глянул на белесое небо. Не пора ли спуститься в сад? Мне хотелось дать понять этому парню, что я увидел его, пусть он осознает, что его заметили. Мне хотелось, чтобы он и сам оценил мою статную, спортивную фигуру с рельефными атлетическими мускулами (ставшими, надо признать, в последнее время слегка рыхловатыми и ослабевшими). Мне хотелось, чтобы он осознал свои шансы против моих. Ему же не известно, что я в жизни не участвовал ни в одной драке, намереваясь и в дальнейшем придерживаться такой же линии поведения. Мне просто требовалось, чтобы тот чужак почувствовал то, что обычно чувствовал я сам до того, как мой отец вымуштровал меня. «Я выбью из тебя дурь», – бывало, говорил он, направляя указательный палец сначала на свою грудь, а потом на мою.
«Я выбью из тебя дурь», – хотелось крикнуть, нашаривая в кармане станочек для скрутки сигареты и зажигалку.
Этот парень направил бинокль на наш дом. Потом я заметил солнечные отблески на окулярах, он взмахнул рукой, возможно отбрасывая волосы со лба или открывая затвор объектива.
Далее почти одновременно произошли два события. Из двери за моей спиной выскочил и пролетел мимо меня лохматый, длинноногий и слегка страдающий артритом волкодав, обычно спавший у печки, а из-за угла дома появилась женщина.
С ребенком за спиной, головой, покрытой капюшоном зюйдвестки, в которых щеголяют рыбаки Северного моря, и с увесистым дробовиком в руке.
Более того, она – моя жена.
К последнему факту я все никак не могу привыкнуть, не только потому, что мысль о том, что это создание согласилось выйти за меня замуж, для меня почти невероятна, но также и потому, что она постоянно притягивала подобные, однако непредсказуемые неприятности.
– Господи, милая, – задыхаясь, произнес я, мгновенно отмечая, как визгливо прозвучал мой голос. Не по-мужски, это еще очень мягко сказано. Такое впечатление, будто я сварливо укорял ее за неразумный выбор обивки для мебели или за то, что она надела туфли, не подходящие к ее сумочке.
Оставив без внимания мое визгливое вмешательство – и кто бы осудил ее? – она пальнула в воздух. Разок-другой.
Если вы, подобно мне, никогда не слышали вблизи ружейного выстрела, позвольте сообщить вам, что это оглушительный взрыв. Огненные вспышки проникают в мозг, в ушах звенит тройной отзвук запредельно высокой арии, а ноздри забиты горьковатым запахом пороха.
Звуки выстрела бьют рикошетом в стену дома, в склон горы и возвращаются: точно по долине с грохотом скачет громадный акустический теннисный мяч. Я пригнулся, съежился, закрыв голову и осознавая при этом странное спокойствие ребенка. Он по-прежнему сосал свой палец, прижав голову к волне материнских волос. Кажется, что он привык к этому. Словно уже слышал такие выстрелы прежде.
Я встал, выпрямился. Отнял руки от ушей. Вдали через мелколесье сверкали пятки удирающего чужака. Моя жена слегка повернулась. Похлопала стволом ружья по сгибу руки. Свистом подозвала собаку.
– Ха, – изрекла она, перед тем как вновь исчезнуть за углом дома, – нахалов надо учить.
Должен сказать вам, что моя жена умопомрачительна до безумия. Не в том смысле, что требовал бы лечения и опеки людей в белых халатах – хотя порой я задумывался, не бывало ли таких случаев в ее прошлом, – но в каком-то утонченном, более социально приемлемом, менее показном стиле. Ее способ мышления весьма оригинален. Она полагала, по всей вероятности, что палить из ружья для острастки не в меру любопытных чужаков, околачивающихся возле нашей ограды, не только позволительно, но и вполне правомерно.
Вот голые факты о женщине, на которой я женился.
Она безумна, как я, возможно, уже упомянул.
Она предпочитает затворнический образ жизни.
Очевидно, она готова палить из ружья при любой попытке постороннего взгляда на ее потайное уединенное жилье.
Я бросился в дом, с максимальной целеустремленностью для мужчины моих габаритов, вознамерившись догнать ее. Я собирался высказать ей все, что думаю: «Нельзя держать дробовики в доме, где живут маленькие дети. Просто нельзя».
Я повторял эти фразы про себя, проходя по дому и собираясь начать с них мое протестное заявление. Однако, миновав парадную дверь, я словно попал в совершенно другой мир. Вместо серой мороси за домом в палисаднике царило ослепительное бледно-желтое солнце, поблескивая и искрясь на цветах россыпью драгоценных самоцветов. Дочь прыгала через скакалку, которую крутила ее мать. Моя жена, всего лишь мгновение назад представшая в виде грозного стража с ружьем, в длинном сером пальто и шляпе, смахивавшей на капюшон палача, успела скинуть жуткую зюйдвестку и вернуться к своему обычному воплощению. Малыш ползал по траве с мокрыми от дождя коленками, зажав в кулачке цветок ириса и выражая свою радость гортанными звуками одному ему понятного языка.
Такое впечатление, что я вступил в совершенно иные временные рамки, словно я попал в одну из тех народных сказок, где герою кажется, что он проспал всего лишь какой-то час, но обнаруживается, что пролетела целая жизнь и все, кого ты любил, и все, что ты знал, давно мертвы и остались в прошлом. Неужели я и правда пришел с другой стороны дома или мне удалось проспать сотню лет?
Я избавился от странного наваждения. Вопрос об оружии необходимо решить незамедлительно.
– С каких пор, – требовательно вопросил я, – мы владеем огнестрельным оружием?
Жена подняла голову и устремила на меня вызывающий, суровый взгляд, перестав крутить скакалку.
– Не мы владеем, – ответила она, – ружье мое.
Типичная вызывающая реплика. Она, видимо, способна решить вопрос, вовсе не ответив на него. Выбирая деталь, которая не являлась сущностью вопроса. То есть, на самом деле, уклонившись от ответа.
Однако я готов отстаивать свою позицию. У меня уже накопилось более чем достаточно подобного опыта общения.
– С каких пор ты владеешь огнестрельным оружием?
Она пожимает плечом, голым, с мягким золотистым загаром и тонкой белой полоской от майки. Вдруг ставшее тесным нижнее белье засвидетельствовало мгновенное, непроизвольное восстание мужского естества – странно, почему столь тонкая грань отделяет зрелых мужчин от внутренних подростковых проявлений, – но я возвращаюсь к нашей дискуссии. Она не сможет уклониться.
– С недавних, – коротко ответила она.
– Что такое «огнестель»? – спрашивает дочь, по-своему сокращая упомянутое мной оружие и поднимая к матери личико в форме сердечка.
– Это американизм, – пояснила моя жена, – имеется в виду «ружье».
– Ах, ружье, – воскликнула моя милая шестилетняя Марита, в равных долях фея, ангел и сильфида[2], обстоятельно добавив: – Разве ты не знал, папа, что Дед Мороз подарил Доналу новое, и тогда он сказал, что маман может взять его старое ружье.
Сообщение Мариты лишило меня на мгновение дара речи. Донал, дурно пахнущий гомункул, занимался земледелием в дальнем краю долины. У него – и, как я подозревал, у его жены – имелись проблемы с тем, что можно назвать управлением гневом. Донал готов палить без разбора по любому поводу. Он стреляет во все, что видят его глаза: белки, кролики, лисы, гуляющие по холмам туристы (просто дурачится).
– Что происходит? – возмущенно произнес я. – Ты держишь огнестрельное оружие в нашем доме, ничего…
– Ружье, папа. Говори ружье.
– М-да… ружье, не удосужившись сообщить мне? Не обсудив это со мной? Разве ты не соображаешь, как это опасно? Вдруг кто-то из детей…
Моя жена повернулась ко мне, прошелестев подолом юбки по мокрой траве.
– Разве тебе уже не пора собираться на поезд?
