Хотелось к Новому году вспомнить (или хоть придумать, что ли) какую-нибудь рождественскую историю из своей практики — что-нибудь яркое, веселое, рассыпающееся искрами, как бенгальский огонь. Яркого не получилось, не обессудьте. Но уж что нашлось — новогодняя тематика в истории все же имеется.
— Вы не представляете себе, как я хотела ребенка! — патетически воскликнула женщина и сжала перед грудью руки.
— Ну почему же, — неуверенно возразила я. — Может быть, все-таки как-нибудь представляю…
— Нет, не представляете! — твердо повторила она. — Когда он родился, я иногда просто плакала от счастья над его колыбелькой! Вот он уснет, а я сижу, смотрю на него — и слезы сами текут…
«Интересное проявление материнского счастья, — подумала я, листая довольно пухлую карточку ее десятилетнего сына. — Но, кажется, я читала о таком где-то в классической литературе».
Вновь взглянув на женщину, я обнаружила, что по ее лицу действительно текут обильные слезы. Колыбельки с ребенком в моем кабинете не было, поэтому я сочла уместным спросить:
— Что с вами?
— Вот, взгляните! — она достала из сумочки и протянула мне обычный почтовый конверт. На конверте была нарисована елочка.
— Что это? — удивилась я.
— Это письмо, которое мой Кира неделю назад написал Деду Морозу.
— Я всегда подозревала, что родители перехватывают его почту, — вздохнула я и развернула письмо.
Оно было на удивление коротким, всего из одной строчки.
«Дедушка Мороз, если ты все-таки есть, сделай так, чтобы они все от меня отстали. С уважением, Кругликов Кирилл».
— Н-да, — неопределенно протянула я. — Ну что ж, рассказывайте с самого начала.
Долгожданный ребенок родился здоровым. Мать во всем следовала советам приходящего на дом педиатра, Кира хорошо ел, спал и развивался по возрасту. В два года пошли в первую обучалку-развивалку — там малышам преподавали хореографию, математику, английский язык и развивающие игры. Много гуляли — прогулки полезны для здоровья. Еда — только свежая и полезная, никакого фастфуда, чипсов, мороженого и кока-колы — ею (вы ведь знаете!) шоферы колеса моют, чтобы были красивыми и блестели. К трем с половиной Кириным годам мать вдруг поняла, что пора выходить на работу. Вышла. Кира пошел в частный детский садик, где ему очень нравилось, там была небольшая группа, хороший уход и много развивающих занятий. Говорят, другие дети отказываются ходить в сад и много болеют. Кира почти не болел, на пороге сада говорил: «Пока!», отпускал мамину руку и сам бежал в группу, даже не оборачиваясь. Иногда матери было даже обидно, она же видела, как другие дети…
Школу выбирали два года. Нельзя было терять английский, это понятно. Плюс хотелось, чтобы был хороший первый учитель. Плюс — общая обстановка, дополнительные занятия, ремонт и все такое — это важно, ребенок ведь проводит в школе значительную часть жизни. Нужная школа нашлась, до нее было почти час ехать, но дело того стоило: обстановка в школе прекрасная, учитель очень сильный и понимающий. Сейчас Кира учится в третьем классе, учится в основном на четыре и пять…
К этой части рассказа я уже соскучилась и почти зевала, но заставляла себя концентрироваться — я-то это только слушаю, а Кира так живет!
— Расскажите, как устроен ваш день.
— Да, да! Я понимаю, именно в этом дело! Мы встаем в семь часов, я его поднимаю, он практически еще спит, засыпает на каждом шагу, я его все время подгоняю, завтрак, потом едем в школу. Я его забираю иногда в два часа, иногда в четыре, в зависимости от того, есть ли там кружки или какие-то дополнительные мероприятия. Пока едем домой, я его расспрашиваю, как прошел день в школе, какие оценки, что задано, сдал ли он творческие работы, которые мы дома делали, спрашивала ли его учительница… Все это приходится клещами тянуть! Еще пытаюсь настраивать, как учительница рекомендовала: сейчас, чтобы не расхолаживаться, быстро сделаем уроки, чтобы вечером ты мог поиграть. Он соглашается, дома я его кормлю, у нас есть полтора часа до музыкальной школы (у него прекрасный слух, преподавательница по музыке говорит, что если бы он не ленился…), пытаюсь усадить его за уроки, но тут оно и начинает: я хочу попить, пописать, мне надо поменять ручку, я тут не понимаю, это нам не задавали, это я не буду делать, Марья Петровна по-другому говорила… Бывает, я выхожу из себя, мы ссоримся, потом либо он, либо я просим прощения, миримся, но время уже ушло, все переносится на вечер, а там он становится еще капризней, тянет все просто до невозможности. И еще — компьютер! Мы в прошлом году подарили ему на день рождения ноутбук — ну что же, они компьютерное поколение, нельзя закрывать на это глаза, да ему даже и по учебе нужно, им много всяких творческих работ задают. И вот день рождения у него весной, и мы летом у бабушки на даче как-то это дело упустили — бабушка давала ему играть, ей удобно, он не мешает и искать его не надо, придет к нему друг, они и сидят… Когда началась школа, на игры, конечно, времени не остается, только по выходным. И вот он вообще-то сова, на неделе, я уже говорила, его не добудиться, а тут он сам вскакивает в семь часов и сразу к компьютеру. И сидел бы целый день, без прогулок, без всего, еду, дай ему волю, тоже к компьютеру притащил бы. Но это же вредно! Я ему сказала: два часа! Так врачи рекомендуют. В остальное время почитай книжки, поделай поделки, порисуй… Он сказал: ты меня последней радости в жизни лишила!.. И теперь это письмо… Если идти у него на поводу, так надо тогда бросить все кружки, уроки делать тяп-ляп, посадить его к компьютеру и забыть. Но так же нельзя!
— А папа у вас есть? — заинтересовалась я (о муже она как будто мельком упоминала).
— Да, конечно!
— А какую роль он во всем этом играет?
— Иногда он Киру в школу отвозит и из музыкальной школы забирает. Компьютер ему настраивает. А вообще воспитание, конечно, на мне, так с самого начала повелось… Но, доктор, что же нам теперь делать? Кира стал плохо спать, у него истерики, учительница говорит, он в школе рассеянный. Мы ходили к неврологу, он написал «неврозоподобное заболевание» и прописал массаж и глицин, но это не помогает!
— Да, из этого круга надо выходить, — согласилась я.
— Но как?! Мы же не можем не учиться, не ходить в музыкалку, а заниматься дополнительно английским ему даже нравится, там интересно, он любит преподавательницу!..
— Вы, кроме самого начала нашей встречи, все время говорили про Киру. Потому что думаете, что так надо: вы пришли в детскую поликлинику, к детскому психологу… Но сейчас я опять спрашиваю про вас: как вам, лично вам, все это?
Женщина как-то обвисла в кресле и долго молчала, напоминая сдувшийся шарик. Потом тихо сказала:
— Я устала. Мне неинтересно. Мне его жалко и себя. Но ведь без образования в нынешней жизни никуда, и родители должны… — интонация начала повышаться.
— Стоп! — воскликнула я. — Достаточно. Проведем эксперимент. Для начала вы просто перестанете говорить с Кирой о школе. Вообще. Тотально. Ни разу. Никогда. Все остальное — строго как было. Время эксперимента — две недели. Если по-честному сделаете, через две недели предъявите мне следующую проблему. Какую — не скажу. Но вот видите, я записываю ее на бумажке, рисую три звездочки и кладу ее вот сюда. Жду вас через две недели.
— И все?! — удивилась женщина, явно настроившаяся на долгую психотерапевтическую беседу.
— И все, — кивнула я. — До свидания.
***
— Стало лучше, но это ужасно! — темпераментно заявила она мне две недели спустя.
— Что лучше и что ужасно? — уточнила я.
— Нет истерик. Стал лучше спать. На прошлой неделе нахватал двоек, но сейчас вроде выправляется…
— А что ужасно?
— Мы живем как чужие. Мы молчим! Я не знаю…
Я достала бумажку со звездочками и протянула ей. На бумажке было написано:
«Я не знаю, о чем с ним говорить».
Она опять заплакала. Я переждала и сказала:
— А вот теперь, когда место освободилось, давайте учиться.
***
Сначала она училась ничего не выспрашивать у Киры, а рассказывать сама — о работе, о новостях, о проблемах, о погоде и природе, о своих ассоциациях и умозаключениях, которые возникают по всем этим поводам. Мало кто понимает: наши родители и наши маленькие дети — это единственные люди на планете, которым мы ПО-НАСТОЯЩЕМУ интересны. Потом она училась опознавать свои чувства и говорить о них Кире, мальчишку надо было этому научить, а другого способа я не знаю. «Оказывается, он такой умный и понимающий!» — сказала она в итоге. «Те, кто нас внимательно слушают, всегда кажутся нам умными и понимающими», — подумала я, но, конечно, промолчала.
А еще они стали вместе играть в какую-то компьютерную игру.
— Вы знаете, это оказалось очень увлекательно, — с удивлением сказала она и, подумав, добавила. — Так это что ж получается: Дед Мороз все-таки исполнил Кирино желание?
— Конечно! — энергично кивнула я. — На то он и Дед Мороз.
Автор: Катерина Мурашова
