Новолуние. Зубы уже виднеются в десне малыша. Жгучий, сметающий панамки и солнечные зонтики ветер на улице. И солнце, не менее жгучее.
Сегодня у нас с малышом трудный день.
Тот редкий в последнее время трудный день, когда я отчетливо говорю всей семье – мне плохо, у меня нет сил, я могу только рыдать вместе с ним, спасите, заберите, поиграйте. Они приходят, спасают, забирают, играют – немного позже, чем бы я хотела, но я облегченно рыдаю, выдыхаю, всем легчает на какое-то время. Мне крайне повезло в данном моменте – было у кого просить помощи, и я ее получила.
После родов первые пару месяцев мне некому это было сказать, и это было очень трудно. Наверное, ничего более трудного я в своей жизни еще не делала. И я этот опыт все еще перерабатываю, закрываю, выбираю дары из него, развязываю обиды.
Плакала я тогда постоянно. С младенцем на груди и вместе, в ванной, на груди у мужа, одна в подушку.
Потом, постепенно, стало все реже – я начала “справляться”. В смысле, приноравливаться, давать себе кислородную маску в первую очередь, выдыхать. Ну и малыш подрос, стало легче. Теперь это совсем редко, раз-два в месяц. Но случается.
Но сегодня, сегодня тот самый день.
Он хнычет все время, я плачу вместе с ним, нам дружно плохо. Все как тогда.
Я не могу играть, отвлечь, поносить на ручках – я пустая еще с такой же трудной ночи, у меня нет сил. Я ложусь на пол как есть, достаю грудь – на, делай что хочешь, соси сколько угодно, засыпай прямо тут, но прости – я сейчас не способна на большее.
Я помню, однажды на популярном ресурсе, в целом пропагандирующем верные и хорошие идеи, мне попался текст, автор которого утверждала, что не понимает, что такое время на себя для матери. Мол, это придумано вот теми городскими нытиками, которые окно сами помыть не могут.
Если честно, я вообще очень люблю легенду о городских нытиках. Стоит хоть в чем-то сказать, что тяжело, тебе всегда скажут, что нечего ныть, избалованные вы и слабые, мажоры недобитые. А еще есть не менее прекрасная и вредоносная легенда о super girls, это вот эти, которые все успевают. Мы много прочитали о том, как влияет женщина глянца на мировосприятие обычной женщины и ее отношение к себе.
Есть точно такая же история в материнстве — история условно глянцевого материнства, в котором ты успеваешь все: работу, дом, ребенка, мужа, саму себя, все у тебя кашеварится по волшебству, а ты такая порхаешь над всем этим, а потом в блоге или на популярном ресурсе пишешь, как тебе все удается (причем, разумеется, без нянь и уборщиц и прочих помощников, максимум бабушка, потому что ты же super girl, а им няни не нужны, блажь это все городская, няни эти). История мотивирующая, тиражируемая, потому что она очень красива со стороны. Она настраивает на позитивный лад. Она не содержит пресловутого нытья. И ней можно говорить с трибуны, взмахивая одной рукой, а второй — элегантно поддерживая под попу идеально улыбающегося ребенка 20 кг весом. But I’m a super girl and super girls don’t cry.
Например, вот я. Я все успеваю. Я зашибись, как много успеваю. И ребенка отвезти, и на работу съездить, там выступить, сюда приехать, прочитать тучу книг, пересмотреть все киноновинки, чтобы было о чем со мной поговорить, словом, все могу, даже быстро похудеть после родов. Но, давайте честно, плачу я за это очень простой ценой. И такая цена, я уверена, есть у любой картинки про super mom. Например, моя проблема — это депривация сна. Из-за того, что у меня тупо много дел, я отрезаю куски от сна. Я купирую это витаминами, но все равно. Я даже научилась легко определять крайности своего недосыпа: болят суставы с утра и дергается глаз? Все, надо спать, надо срочно спать, пожертвовав всем. Я тут же сбрасываю со счетов уборку в квартире, на ужин выдаю всем спагетти с салатом, в десять вечера я отключаю все звонки, кроме будильника. И сплю, пытаясь хоть чуть-чуть наверстать упущенное. Еще я плачу своими вечно издерганными нервами. Мое идеальное расписание выстроено до минуты, но в него не входят перекрытия дорог, внезапные ремонты и погодные катаклизмы. Я дергаюсь, опаздываю, спешу, переживаю. Нехватка сна и боязнь что-то забыть и куда-то опоздать превращают меня в изрядно противного персонажа, который по вечерам срывается на муже.
Я помню, однажды на популярном ресурсе, в целом пропагандирующем верные и хорошие идеи, мне попался текст, автор которого утверждала, что не понимает, что такое время на себя для матери. Мол, это придумано вот теми городскими нытиками, которые окно сами помыть не могут.
Моя жена Эмили сделала этот снимок в супермаркете Whole Foods. Теперь это одна из моих самых любимых фотографий с моим отцом: двое мужчин, безмолвно стоящих рядом, навеки связанные безусловной любовью друг к другу и к этой рыдающей малышке, ради которой мы оба готовы отдать все на свете.
Даже представить себе не могу, сколько раз я проделывал такое в её возрасте. Мой папа научил меня, что значит «быть мужчиной», и этот пост всего лишь про одну составляющую, а именно — чувствовать себя комфортно в неловкой ситуации. Пока я рос, снова и снова он оставался спокойным в минуты моих эмоциональных бурь.
Идеальных родителей не бывает, но мой папа научил меня одной важной вещи — не заниматься воспитанием детей под давлением чужого мнения. Мой папа всегда позволял мне чувствовать то, что мне нужно было почувствовать, даже если это происходило на людях и казалось неудобным. Я не помню, чтобы он когда-нибудь говорил в мой адрес: «Мне за тебя стыдно!» или «Не плачь!» Я только совсем недавно осознал, какое огромное значение это имело для моего эмоционального развития.
Наши дети учатся и обрабатывают так много информации, но они не знают, что делать с новыми чувствами, которые у них возникают. Я стараюсь не забывать заверять мою дочь, что чувствовать глубоко — это нормально. Меня не смущает, если она устраивает истерику в супермаркете или кричит в самолёте. Ведь я её папа… а не чей-то ещё.
Давайте не будем стыдиться своих детей. Они не бросают на нас тень. Собственно говоря… нам, вероятно, стоит быть добрее и терпимее к самим же себе. Если бы мы могли выплеснуть свои эмоции, закатить истерику или расплакаться, когда нам этого хочется, тогда, возможно, мы бы почувствовали больше радости и счастья. А это нашему миру весьма пошло бы на пользу.
Джастин Балдони (Justin Baldoni)
Перевод Ирины Маценко
В соседях у меня - молодое семейство, детенышу вот-вот год исполнится. Разговорились на днях с его мамой: что, да как. Ей поболтать хочется, я ж тоже, знаете, про детей люблю… Малыш в коляске сидит, на нас смотрит, в разговоре участвует. Спрашиваю: «А чего в коляске? Ходит уже?». Она: «Не, дома еще может пару шагов на ковре сделать, а на улице – ни в какую, сразу «на ручки» или в коляску. Никак не хочет ходить…».
- Хочешь, секрет открою, - говорю я ей. – Он не «не хочет ходить». Он БОИТСЯ ПАДАТЬ. На асфальте-то, вон, попробуй упади – бооольно. Он, видно, уже уловил это и поэтому «на ручки», и поэтому в коляску. Как научится вставать, как перестанет бояться падать, так побежит - не догонишь. Идем ко мне на газон…
Освободили детеныша от коляски. Выпустили на газон. Стоит, руки-ноги – в стороны, замер. Головой по сторонам крутит: мама рядом, тетя - знакомая, вроде, не страшно, нет повода, чтоб плакать… Стоит.
Мама села на траву метрах в 2-3 от него, руки к нему протянула, к себе зовет.
Он на радостях шаг к ней делает и падает.
Ух! (Хорошо, что газон вчера не косила, трава не колючая!). Замер на четвереньках, под ладошками – новые ощущения, травка, земля… Чего-то там пошевелилось и – оп!- опять на ногах стоит. Мама продолжает звать, он опять шагает и опять падает. Встает уже гораздо резвее.
И опять шаг…
И опять свалился.
Ну, и что?!
Повалялся немного, встает и шагает.
Сколько счастья, когда дошел до мамы!
И еще раз!
И еще…
Коляска весь вечер простояла, скучая, в кустах моих цветущих гортензий.
…
Это я к чему…
Говорит мне вчера человек:
- Не могу решиться. Откладываю и откладываю… И стою, вот на месте… Такое ощущение, что не могу сделать первый шаг. Боюсь его сделать…
И я вдруг рассказала ей эту историю про малыша на моем газоне.
…
Так бывает.
Надо просто научиться падать.
И вставать.
Тогда не страшно.
Вы делаете замечания чужим детям или закрываете глаза на их поведение? Двое родителей обсуждают эту тему. Можете присоединиться.
«Да»
Джессика Томпсон, мама троих детей Вы сидите на скамейке, наблюдая, как дети играют на детской площадке, и вдруг видите, как один ребенок карабкается на горку снизу вверх, съезжая с нее снова и снова, в то время как остальные в нетерпении стоят наверху. Вы подойдете к нему и скажете что-нибудь? Я точно скажу, даже если мой собственный ребенок не собирается съезжать с горки. С ребенком, швыряющим камни, я тоже поговорю, как и с ребенком, который крутит карусель слишком быстро и не даёт другим на неё забраться.
Когда ваши дети находятся дома – это полностью ваша ответственность. Но в публичном месте им нужно учиться общению и учитывать других людей, и только взрослые могут помочь им в этом.
Такое вмешательство – это не осуждение других родителей и не оскорбление чужого ребенка.
Все дети периодически ведут себя неуместно, вне зависимости от того, специально они делают это или без всякого умысла. Я не вижу ничего плохого в том, что другие родители иногда делают замечания моим детям, когда те плохо себя ведут. Ведь они вступятся за моих детей, когда увидят несправедливость. Это вопрос договоренности всех родителей в публичном пространстве.
«Нет»
Дерек Малькольм, отец одного ребенка Детская площадка – это пороховая бочка, где дети швыряются, толкаются, кто-то падает и льются слезы. Моя пятилетняя дочь, например, все еще постигает азы публичного этикета и иногда, приходя в экстаз во время игры, может потеснить других детей. И когда она ведет себя мягко говоря невоспитанно, я предпочитаю сам устанавливать правила и следить за дисциплиной и не хочу, чтобы это делал кто-то другой.
Нет, я принимаю идею о том, что родители должны действовать сообща, когда дело касается поведения детей в публичном месте. Но я оставляю за собой право решать, из кого состоит это сообщество родителей.
Нам с женой повезло быть частью большой компании родителей, учителей, друзей и семей, которые заботятся о детях, живущих по соседству. Мы обсуждаем воспитание и делимся взглядами. Иногда они делают замечания нашей дочке на площадке. Я не против этого.
Устанавливать правила для чужого ребенка, когда ты видишь его впервые и не знаком с его родителями?
Это не мое дело – вмешиваться в воспитательные методы и ценности других людей. Я знаю, как чувствительно моя дочь относится к моим замечаниям, и не хочу совершать ошибки по отношению к другим детям. Я всегда могу увести свою дочь в другое место, чтобы решить конфликт. Но это максимум того, что я могу и буду делать.
Если чужой ребенок все еще выходит из себя, пора звать на помощь его родителей, чтобы они справлялись с ситуацией, иначе вся детская площадка превратится в атомный взрыв. Того же я жду и от родителей других детей – если моя дочь ведет себя неадекватно и кого-то обижает, лучше найти меня, чтобы я сам поговорил со своим ребенком и сделал ей замечание.
Перевод: Дарья Бантле специально для редакции «Понарошку»,
Иллюстрация: Charles Blackman
Лето. Веранда выходит в сад. Мне три года. Я сижу на горшке. Из сада пахнет астрами и яблоками, из кухни — пирогом с ревенем. Бабушка поёт что-то на польском вместе с Марылей Родович. Рыжая Боба, заливаясь лаем, гоняет по двору соседского кота. Горшок прирос к попе, и если встать, то на ней останется круглый розовый след. Горшок пустой — мне не до того. Я наблюдаю, как муравьи стройной ниточкой тянутся через порог, вдоль стенки, и скрываются под комодом. Я могу наблюдать бесконечно. У меня бездна времени. Я счастлива!..
Лето. В сквере куча детишек. Те, кому от трёх до пяти, стоят в очереди на единственные качели. На качелях я. Мне пять лет. Сандалики взлетают всё выше и выше. Можно запрокинуть голову и смотреть, как качается солнце. А можно смотреть вниз, как появляется и исчезает тень. А можно встать на ноги и качаться стоя, замирая от страха. Но недолго. Пока мама не увидит. Тогда меня снимают с качелей, и я бегу на горку. Или в песочницу. Или просто бегу себе и бегу. Потому что нет особой разницы, куда бежать. Везде хорошо. Я счастлива!..
Лето. Я с мамой в универмаге. По руке течёт мороженное. Мы стоим в очереди за школьной формой. Мне семь лет. За нами стоит другая мама с сыном. Мы строим друг другу глазки, показываем языки и смеёмся. Потом я кружусь и кружусь в новом коричневом платье. Юбка раскрывается «колокольчиком», а мне хочется, чтобы «солнцем». Но и так хорошо. За окном гудит проспект. У входа два автомата с газировкой. До вечера уйма времени. Я счастлива!..
Лето. Я лежу в воде у берега. Каждая следующая волна слизывает меня с гальки и тащит в море. Мне девять лет, и я отлично плаваю по-собачьи. Можно зайти поглубже, лечь на спину, раскинуть руки и смотреть в небо. Воздух пахнет солью, пахлавой и арбузом… Спина загорела, живот белый. Мама гонит из воды. Губы посинели, но холод не ощущается. Я почти научилась нырять! (Ну ещё немножко, ну пять минуток) … Я бреду по пляжу, собирая ракушки и красивые камушки. Мне совсем не скучно. У меня куча занятий. У меня своё личное море, личное небо, личное лето! Я делюсь со всеми. Мне не жалко — у меня много. Я счастлива!..
Лето. Лето. Ещё лето…
Сижу у компа. Мне много лет. Я читаю ленту. Все пишут о несчастной любви, о смерти, о проблемах, о нехватке времени и денег.
На другой стороне улицы девочка лет пяти выкладывает что-то из травинок прямо на лавочке. Мне видно её из окна. Она беседует сама с собой, даже грозит иногда пальчиком (уж не знаю, кому). Она давно там. Похоже, ей совсем не скучно. У неё бездна времени. Хочется верить, что она счастлива!..
«Есть хорошая метафора. Как ребенка учат плавать? Сначала родитель его поддерживает снизу, и он барахтается руками и ногами. Спасательный круг тут хуже, он просто держит, а руки можно попробовать немного погружать в воду, и смотреть: пугается и проваливается, и надо подхватить — или пугается, но удерживается на поверхности. И вот так же в каждом случае приобретения самостоятельности: нужны и подстраховка, и отпускание».
Юлия Гиппенрейтер
Вот все говорят – мама, мол, папа, забота, все дела.
Я сегодня брата старшего поздравила с днем рождения и сижу думаю: а чем братья-то хуже? Сергей старше меня на четырнадцать лет. Мне был год – он уехал учиться в театральное училище, ну то есть, всем понятно, что это не тихий домашний мальчик, которого где посадил, оттуда через два часа забрал.
Ну вот что, делать ему в восемнадцать лет было нечего по вечерам? Кто его заставлял шелковыми нитками двусторонней гладью вышивать мне джинсы (надпись вдоль ноги, собачка на заднем кармашке, божьи коровки вдоль передних карманов), кто? Ну шел бы себе гулять (а он и шел, только ближе к полуночи), а ему, видите ли, хотелось сестре красивые штаны сделать. Чем брат хуже мамы и бабушки? А ничем.
Или вот, песни он мне пел в моем раннем младенчестве. Носил меня на подушке (на руках боялся) и занимался моим музыкальным воспитанием. Когда пластинка Пинк Флойд заканчивалась, он включал хохмача и на мотив «Спят усталые игрушки» пел «го-о-о-п, сто-о-о-оп, мы подошли из-за угла…». Мне было два месяца, мне было вообще все равно. Но какая инициатива!
А кто мне шарики сигаретным дымом надувал и потом они парили надо мной, а я парила над толпой на плечах у брата и поэтому обожала парады и весь этот первомай?
А как он сделал меня и моего двоюродного брата звездами школы? Мы закончили первый класс, а Сергей как раз вернулся из армии, морчасти погранвойск, парадная форма, два часа живописнейших рассказов о кругосветном плавании, с первого по третий классы аудитория – боги мои, да с нами потом вся младшая школа здоровалась как с Юрием Гагариным! Гордость!
Тем же летом не стало родственника моей бабушки, и вся семья уехала на похороны, а мы с Сергеем остались. Косы мне заплетал (а длина волос была ниже попы), еду готовил, да не просто «жрикашу», а с изысками. И взял на запретную позднюю прогулку со своей невестой и друзьями – еще и следил, чтобы меня не строил и не дразнил никто. Было лето, поздний вечер, темень, «взрослые» разговоры, а потом он нес меня домой на руках, а я до сих пор вспоминаю это как один из самых счастливых вечеров в моей жизни.
Так сложилось, что я выросла с фантомным братом, потому что сперва он учился в другом городе, потом три года армии, потом он уехал жить на Дальний Восток (редкие созвоны по графику из-за разницы во времени, «Сережа, плохо слышно!», мне давали трубку на пару минут), потом… В общем, он все время был где-то не здесь, но когда он был – было счастье.
Вчера я посчитала. Шестьдесят два «Мам!» в день. Шестьдесят два. Не десять и не двадцать.
Шестьдесят два раза моей дочке понадобился мой взгляд и мой ответ. Моё тепло, мои руки и моё сердце. Шестьдесят два раза ей понадобилась мама.
Шестьдесят два вопроса, желания, требования, падения, открытия, вопля, пустяка, объятия, сомнения, огорчения, поцелуя, и чего-то, что пошло не так.
Шестьдесят две радости, ссоры, улыбки, просьбы и неприятности.
Шестьдесят две истории, которые были с нами вчера. Шестьдесят два шага навстречу друг другу. Шестьдесят два шага рядом. Шестьдесят две возможности. Шестьдесят два отложенных дела. Шестьдесят два вздоха.
Шестьдесят две тетрадные клеточки. Шестьдесят две строчки. Шестьдесят два пазла. Шестьдесят два штриха. Шестьдесят два кадра. Шестьдесят два кусочка мозаики.
Шестьдесят два слова. Одна жизнь.
Автор: Жанна Ермашова
Источник:
Все начинается с невинного на первый взгляд, а по сути - наипошлейшего вопроса, обращенного к человеку лет 5-6: "Кем же ты хочешь быть, когда вырастешь?" Сама постановка вопроса, если вдуматься, подразумевает полную никчемность объекта: "сейчас-то ты, понятно, никто и ничто, а вот когда вырастешь - другое дело!.. Это ведь так важно, кем ты будешь, намного важнее чем то, кем ты являешься сейчас!"
Между тем, на мой взгляд, человек может определиться со своим настоящим и будущим только если для него важно как раз, кто он сейчас, каков он, чем интересуется, о чем мечтает...
Хорошо ли, если человек в 14 лет знает, кем хочет быть? Само собой всплывает в голове однозначное "да" - еще бы! Ведь, кажется, именно это понимание делает его самостоятельным, умным, ответственным, наконец, ценным в глазах взрослого мира.
А вот мне, знаете ли, кажется, что это скорее плохо - знать в 14 лет кем ты будешь. Когда уже в четырнадцать прорыта колея на всю, с позволения сказать, жизнь, упирающаяся в могилу... 14 (13, 15, 16) - чудесный возраст, когда так здорово прикидывать и проверять на самих себе самые разные возможности, пробовать их на вкус, трогать руками, сомневаться, решать заново, думать и передумывать... Что же хорошего в том, что человек отрезает все эти чудеса и принимает "единственно правильное решение"?
Молодому человеку диктуется необходимость как можно скорее определяться с будущей профессией, а иначе... Впрочем, что именно произойдет иначе, отдается на откуп фантазии говорящего взрослого. Тут и занятия общественной уборкой, и нищенское существование, и презрение родственников и друзей и прочая, прочая, прочая.
А между тем наша цель должна быть прямо противоположной: создание у человека уверенности в собственной - личностной - ценности. Ведь только понимая кто он, чего хочет, чем интересуется (при всей условности этих вопросов), он сможет ответить и на вопрос, какая сфера принесет ему максимальную самореализацию. Иначе у него попросту нет инструментов для поиска этой сферы.
Настоящая профориентация именно в том и состоит, чтобы создать условия, при которых человек поверит, что может быть тем, кем захочет, поймет какие инструменты ему интересны, необходимы. Условия, в которых возможно учиться понимать себя, свои желания, свое предназначение, наконец. Понимать где, в какой области самопознание и взаимодействие с миром будет наиболее ярким и развивающим.
Можно и нужно менять направления, можно и нужно пробовать новое, можно и нужно брать тайм-ауты. Бывает страшно? Конечно, еще как! Именно поэтому целые поколения выдумывали миф о том, что одно место работы на всю жизнь - это и есть настоящая романтика, что приняв однажды решение о будущей профессии, ни в коем случае нельзя его менять, даже если очень хочется, даже если мир изменился, даже если от работы ужасно тошнит.
Автор: Дима Зицер
Источник:
Тигр Тимоша, зебра Зина, мартышка Маша и другие зверята сделают знакомство с новыми вкусами еще более интересным
Компания HiPP, производящая детское питание в гармонии с природой, этим летом познакомит малышей не только с новыми вкусами, но и с увлекательным миром животных. Чтобы разнообразить меню начинающих гурманов, бренд обновляет ассортимент фруктовых пюре в удобных мягких упаковках и выпускает линейку HiPPiS с изображениями забавных героев. В эту серию войдут уже знакомые многим детям блюда «Яблоко-Груша-Банан», «Яблоко-Клубника-Банан», «Банан-Груша-Манго», «Яблоко-Персик-Лесные ягоды», «Груша-Банан-Киви» и «Яблоко-Банан-Малина-Злаки», однако компания увеличила объем продукта: теперь он составляет 100 грамм. Также в оригинальной линейке HiPPiS будут представлены новинки: «Яблоко», «Яблоко-Банан-Детское печенье», «Груша-Яблоко» и «Яблоко-Банан». Широкий ассортимент даст возможность порадовать ребенка разнообразными сочетаниями фруктов и ягод, а изображения зверят и птичек сделают перекус приятным и веселым. Какого героя выберет кроха: зайку Захара, енота Егора, лисенка Лешу или, быть может, уточку Улю?
Малышу понравится как приятный фруктовый вкус, так и новые яркие упаковки. Теперь во время кормления можно сочинять интересные истории про олененка Олесю или ослика Олега, льва Леву или тигра Тимошу, кошку Ксюшу или собачку Сему. С зеброй Зиной, жирафом Женей, сурикатом Степой, туканом Толей, носорогом Никитой и кенгуру Катей малыш узнает много новых животных, а мартышка Маша, лягушонок Леня, ежик Жора или попугай Полина легко развеселят кроху. Яркие картинки со зверями и птичками станут отражением радостного и солнечного летнего настроения и помогут наполнить теплый сезон вкусными открытиями.
Органические детские пюре HiPPiS в мягких упаковках идеально подходят для лета. Их очень удобно брать с собой в дорогу и отпуск, на пикники и прогулки, в парк или на природу. Они будут всегда под рукой, пока кроха наслаждается свежим воздухом, теплом и отдыхом в кругу семьи. Приятные насыщенные вкусы прекрасно подойдут для жарких дней и позволят ребенку всегда оставаться сытым. Мягкая упаковка не разобьется в сумке, надежная крышечка защитит продукт в дороге, а само пюре не разольется во время кормления и не испачкает малыша, даже если он попробует кушать самостоятельно.
Я смотрю на Нику, великовозрастную детинушку. Бывает, она сносит маленьким ураганом все на своем пути, когда спешит куда-то по своим неотложным делам. И в этот момент, если нападет на меня приступ дикой материнской нежности (обнять, надышаться пшеничной макушкой) - не факт, что получится. Девушка упрется двумя руками - некогда, некогда, потом, потом! Я отпускаю. Смотрю вслед. И долго-долго думаю.
Все раннее детство мы с Никой провели на диване. Ей там было хорошо - мама и грудь, грудь и мама, что еще нужно для счастья? Однако в наш уютный диванный мирок периодически забредали разной близости родственники. Которые оглядывали меня с Никой на коленях и долго, нудно читали лекции о том, что я приучила ребенка к рукам. И теперь А) - они по этой причине никак не могут отпустить меня в туалет без ребенка, Б) Ну ты сама сделала свой выбор, устроила симбиоз с диваном. Так что теперь хочешь от нас? Ты ж ее приучила. А не надо было приучать. Девке, посмотри, уже 2 месяца, а она с мамки не слазит.
Я сонно приоткрывала один глаз и сквозь дымку раннего утра видела 18-летнюю Нику, уютно свернувшуюся на моих коленях, сладко посапывающую. Диван в этот момент плыл, расширялся, уходил куда-то вдаль. Раскачивал большую меня, убаюкивал Нику и уже угаданную, но еще не явленную этому миру Машу. И казалось мне, что так будет вечно. Брюзжание родственников даже не мешало, отбивало джазовый ритм, речитативом отдавалось в голове и заменяло ненужные мысли.
А мы плыли, плыли...
И тут Ника выросла. Встала, Пошла. И как-то ненужны стали мои колени и руки. Дальше - больше, диван отошел на второй план. Забылся, как и не было его. А пшеничная макушка мелькает все чаще где-то там, в глубине. И чтобы поймать и сложить на коленях мою девочку - не хватает времени и сил, да и она сопротивляется. Поэтому... не верьте. Невозможно приучить глаза слишком видеть, а руки - слишком осязать. Дети берут свое тогда, когда им это нужно, ни раньше, ни позже. Поэтому бойтесь не приучить – бойтесь опоздать. Быть может позднее вы принесете пригоршни и слезно будете умолять взять. Но будет слишком поздно. Не из вредности, а потому что когда-то нужно было не воспитывать, а просто дать.
Чем пахнет дом, когда в семье все спокойно? Чаще всего выпечкой (хотя бывает, что и супом, духами, красками, чистыми полами, стейком или канифолью).
Вообще во всех моих знакомых семьях тогда, в первой половине восьмидесятых, с будничной едой отношения были вполне прозаические: в каждом холодильнике две огромные кастрюли с супом и вторым на неделю вперед, молоко и остатки каши на завтра. «Суп в доме должен быть всегда!» — говорила мама, снимая с огня очередную огромную кастрюлю, и рассказывала, как к прабабушке моей, мудрой женщине Ревеке Григорьевне, люди часто приходили с жалобами или за советом. Прежде, чем выслушать страждущего, прабабушка наливала гостю тарелку супа «с горкой». Человеку сразу казалось, что жизнь налаживается. Я этого не понимала. Суп был моим ежедневным кошмаром.
Бабушка, всегда предпочитавшая работу домашнему хозяйству, тоже готовила суп, но редко. Я его не помню. Зато помню, как она пекла самый простой бисквит, который в нашей семье называли кексом. Сперва моей детской обязанностью было вылизывать венчик. Потом — вылизывать венчик и мыть миску. К девяти годам бабушка начала доверять мне взбивание белков: «и миска, и венчик должны быть очень-очень чистыми, иначе ничего не взобьется. Яйца лучше брать холодные, из холодильника они лучше взбиваются. И ни в коем случае не останавливайся, иначе ничего не получится». Бабушка под настроение сыпала в тесто грецкие орехи или изюм, резала яблоки или терла лимонную цедру. В приступах детского консерватизма я требовала ничем не сдобренной классики, но куски кекса с добавками тоже таскала исправно. Даже с грецкими орехами.
Бабушка еще иногда делала блюда своего детства: кисло-сладкое мясо и фаршированную рыбу (мне доверяла зашивать шкурку суровой черной ниткой), но их рецепты как-то растворились в вечности. А вот рецепт кекса остался. Четыре яйца, чашка сахара, чашка муки. В юности я делала его для гостей и чтобы выпендриться. А мама — как пойдет: и для гостей, и для поднятия настроения, и просто потому что. Запах кекса — это запах умиротворения. Кекс печется, когда в доме хорошо и спокойно. Когда начинаются проблемы, желание печь кекс проходит. Все взаимосвязано.
Однажды услышала от Максима: “Ты не умеешь меня поддерживать”. И впала в ступор. Не умею? Я же так стараюсь. Поясняю, утешаю, ставлю границы, сражаясь с собой. Потому что внутри вечный конфликт: долблю границы и ощущаю, что не нужно это. То есть нужно, но не ему. Нащупываю. Говорю. Ищу. Ломаю свои страхи. И я не умею?
Тогда же я спросила его:
– А что для тебя поддержка?
– Просто быть со мной. Обнимать меня. И не надо ничего пояснять.
И снова ступор. Вот так просто?
– Знаешь, иногда мой Дог (мягкая собака) поддерживает меня лучше.
– Но… как?
– Я его обнимаю, и он меня слушает. И я могу плакать. И я могу ему говорить всё, что угодно. А он обнимает.
С тех пор я начала учиться у плюшевой собаки.
Просто быть рядом. Просто слушать. Просто обнимать. Кивать. Или не кивать. Не поучать. Да вообще, по сути, меньше говорить тогда, когда нужна поддержка.
Важно обнять и принять. Его. Себя. В этот самый момент.
Однажды зонтик сломался. Детский тёмно-синий, со смешными глупыми обезьянами. Вид у него был жалкий: выскочила и согнулась спица, отчего зонтик стал кривой и сильно перекрывал обзор. Но его очень любила одна маленькая девочка. Она любила брать его с собой: а вдруг дождь? Она любила прогуливаться с ним под солнцем, она любила дождь представлять. Она бродила с этим сломанным зонтиком и, казалось, не замечала его изъяна, но все же время от времени просила маму его починить.
— Потом, некогда, не сейчас, подожди.
И она ждала. Ждала и гуляла под сломанным зонтиком с торчащей спицей. Он слушал её песни и её истории. Торчащая спица мешала, но девочка не бросала его. Казалось, что она смирилась с тем, что зонтик теперь такой и другим он не будет.
Но всё же иногда она ждала, что кто-нибудь его починит. Она перестала просить: неприятно, когда отмахиваются. Ей очень не хотелось ждать и верить, но где-то глубоко внутри надежда всё ещё жила. Она верила. И она ждала. Её жизнь была сплетена из этих мелочей: непочиненного зонтика, несдержанного обещания, недокрашенной картинки, недочитанной книжки, нерассказанной сказки, неоконченного разговора, невыслушанной истории, доброго порыва, который не поняли. Это почти всё, что девочке пока было нужно. Чтобы с ней тоже считались, чтобы не откладывали её на потом как сломанный зонтик…
Однажды что-то изменилось. Немного, много было и не нужно. Мама увидела девочку, гуляющую под сломанным зонтиком, и что-то внутри неё сжалось от нежности к ним обоим. Она взяла нитку и иголку и начала чинить. И, пока она чинила, она поняла, что чинит совсем не зонтик. Она чинит отношения. Отношения между ней и девочкой — её дочкой. Связывает их этой крепкой синей ниткой, выправляет погнувшуюся спицу. Она вдруг почувствовала, что не надо далеко ходить, чтобы чинить отношения, потому что всегда есть какой-нибудь сломанный зонтик.
В старину дети воспринимались как помощники и оценивались в соответствии с тем, какие обязанности на них можно было возложить.
Нынешний ребенок – это проект, в который нужно инвестировать время и деньги с тем, чтобы он развился оптимальным образом. Давно пересмотрена и, к сожалению, полностью отвергнута точка зрения, согласно которой человеческая личность формируется и развивается под воздействием труда, а воспитывается, прежде всего, в семье.
Современное образование сфокусировано совершенно на другом, поэтому, прежде чем приступать к воспитанию воли ребенка, прежде чем приучать его разумно распоряжаться своим временем, вам нужно ответить, по крайней мере, на два вопроса: каких результатов вы намереваетесь достигнуть и что по этому поводу думают остальные члены семьи. Если взрослым не удастся достичь согласия между собой и выработать консолидированную, пусть и компромиссную позицию, все ваши благие намерения будут заведомо обречены на провал.
Следует учитывать и еще один немаловажный фактор: раньше к воспитанию детей были подключены оба родителя, а затем в силу многих причин отцы стали все более дистанцироваться от этого процесса. Но один член семьи не в силах гармонично сформировать личность ребенка. Более того, такие попытки могут вылиться в затяжную войну двух характеров, в которой остальным домочадцам будут отведены второстепенные роли.
Отцы непременно должны участвовать в воспитании детей, даже если их время ограничено напряженной работой. В любом случае они смогут научить ребенка многим полезным вещам, а иногда и заставить его что-то вовремя сделать. К тому же если на папу возложены конкретные обязанности, например, именно он собирает вместе с ребенком игрушки перед сном или именно он помогает ему чистить зубы, или он и только он собирает ребенка на прогулку, отец лучше проникается той реальностью, в которой постоянно пребывает его супруга.
Всему этому можно и дóлжно учить детей дома, в семье, ни в коем случае не передоверяя эти заботы няне или профессиональным педагогам и психологам. Разумеется, им доступно многое, но воспитание воли в их компетенцию не входит! Не смогут они и научить ребенка обращаться со временем – эта задача по плечу лишь отцу с матерью. Да и в каждой семье процесс этот будет протекать по-разному, ведь многие взрослые со временем тоже явно не в ладу…
Автор: Екатерина Бурмистрова
из книги "Семейный тайм-менеджмент. Книга для родителей, которые хотят "все успеть"
Ваш подросток настаивает на своём, вынуждая вас разрешить ему то, что вы считаете будет для него потенциально опасным, вредным или губительным. Что делать?
Скажите ему: «Убеди меня в том, что это принесёт тебе пользу».
Если вы сами будете высказывать аргументы, то из-за внутреннего сопротивления ребёнок не будет слышать вас. Если вы его спровоцировали на размышления фразой «Убеди меня...», то, в конце концов, вы получите самое главное: осознание ребёнком ответственности за свои решения. Ребёнок не только научится осознавать причину, благодаря которой в нем вызрело желание, но и быть убедительным и для себя, и для окружающих. Своим вопросом вы побуждаете ребёнка к анализу.
Вовсе не обязательно, что выслушав аргументы своего ребёнка, вы останетесь при своём мнении. Может случиться, что вы увидите за словами ребёнка мотив, который был для вас не очевиден. Не стоит настаивать, в этом случае, на своем первоначальном мнении только потому, что вам кажется, что своим соглашательством вы уроните свой авторитет. Вы его быстрее потеряете, если будете настаивать на своём запрете, используя свою власть и игнорируя доводы рассудка.
Меняя свое отношение к причине ваших разногласий, вы учите ребёнка быть гибким. Он понимает, что вам можно доверять. Вашим доверием ребёнок будет дорожить.
В нем не формируется упрямство. Он становится разумным. Мне эти соображения кажутся важнее родительской категоричности в стремлении преуспеть в воспитании послушания любой ценой.
Если вы бессознательно повинуетесь тем установкам, которые в вас вложили родители, и не учитываете мнение своего ребёнка, впадая в упрямую родительскую категоричность, то подумайте о том, какую жертву вы приносите на алтарь послушания.
" Сначала я срываюсь на ребенка, кричу, замахиваюсь, а потом плачу от накатившего невыносимого чувства вины" - рассказывает на приеме мама. Знакомо? Тогда это простое упражнение для вас.
Каждый раз, когда кричите на ребенка, высказываете недовольство, ругаете, отчитываете, сядьте так, чтобы оказаться одного роста с ребенком или даже немного ниже и попробуйте продолжить, глядя в глаза ребенку.
Как только вы потеряете авторитарную позицию "сверху", кричать станет невозможно. Когда окажетесь рядом с ребенком, на одном уровне с ним, к вам вернется чувствительность к тому, что он сейчас переживает.
Практикуйте это упражнение хотя бы месяц и вы обязательно заметите как улучшились ваши отношения с ребенком.
P.S.: используйте это упражнение и когда расспрашиваете ребенка о его дне, успехах и неудачах
Кричали. Мало внимания уделяли. По затылку ударили. Не купили игрушку. Выясняли отношения между собой. И мало любили - вот и психолог подтвердил: вас не долюбили! Откуда психологу знать некоторые вещи? Которые мы сами не знаем? Не помним или внимания не обратили? Это я к папе приехала с восьмимесячной дочкой, на каникулы. Сдала сессию и приехала. Ребенок плоховато спал и орал, честно говоря. Но я привыкла и вставала, укачивала. И папа в первую же ночь показал лайфхак, как сейчас говорят. Он принес коврик, подушку и положил рядом с детской кроваткой. И пояснил, что спать будем на коврике, по очереди. Очень удобно, не надо с кровати вставать. Или лучше я буду спать на кровати, а он - на коврике. Полезно для спины. Это раз. А во-вторых, он так год спал, пока я была младенцем. Мама тоже училась на дневном в медицинском, а папа работал в психиатрической больнице врачом и на "Скорой" подрабатывал. И ночью спал на коврике у моей кроватки. Удобно, полезно и можно быстро оказать младенцу первую помощь. Так он год спал на коврике, чтобы поскорее встать и устранить причину плача. Да и не уснешь крепко. Всегда на страже, так сказать... А я и не знала. Он не рассказывал. И никто не рассказывал. И не клялся в любви, не бил себя в грудь, не кричал: "Я ночей не спал! Я всем пожертвовал!"... Подумаешь, спал на коврике. И снова выразил готовность так же спать. Ведь иначе и быть не может, правда? Так что не все родители говорили со значением и часто: "Я люблю тебя!". Как-то не принято это было. А просто отдавали лучший кусочек, тратили последние деньги на самые красивые башмачки, бегали за лекарством в ночную аптеку и спали на коврике. Или не спали, когда мы орали и болели. И если психолог может нас долюбить за родителя - это хорошо. А если нет - не стоит так говорить, пока не узнаешь детали. Вся любовь - детали, про которые даже мы не всегда помним и знаем...
Мой муж всегда нес ответственность за свою жизнь. Эта черта была одной из сильнейших черт его характера.
За 15 лет брака он научил этому и меня.
Однажды я чуть не попала в аварию.
Но не попала. Вырулила.
За секунду до.
Я, ещё не отдышалась от пережитого ужаса, позвонила мужу и прорыдала ему ситуацию:
- Меня Бог спас! - закончила я.
- Тебя спасла ты сама, - сказал Миша. - Ты, твой опыт, твоя внимательность, твоя реакция. Не отдавай лавры своих заслуг другим. Ты сама молодец.
Спустя неделю я ехала с дачи и узнала, что в Москве прямо сейчас проходит важное и статусное мероприятие. А я как-то пропустила анонс.
Я была в шортиках и маечке.
Для дачи - отлично, но не для конференции.
Переодеться я не успевала.
Я решила рискнуть, развернулась и поехала на мероприятие. Меня не пустили. Сказали: у нас дресс-код.
Я расстроилась. Позвонила мужу:
- Представляешь, какие сволочи, Миш, - сказала я обиженно. - А я столько времени потратила!
- Оля, ситуация предсказуема . Уровень мероприятия ты знала. Могла бы позвонить и уточнить перед поездкой, пустят ли тебя в шортах. Ты сама виновата.
О - ответственность.
Если твой жизненный результат тебя устраивает - то в зеркале тот, кого стоит похвалить.
А если не устраивает - то в зеркале тот, кого стоит винить.
И кстати, там же тот, кому все исправлять.
В августе прошлого года в наш дом постучала беда.
Заболела маленькая дочка. Заболела и потеряла слух.
Мы с Мишей сплотились в этой сложной ситуации, стали одной командой. Действовали сообща.
За два месяца глухоты у ребенка распалась речь.
Вместо первых слов появилось глухое мычание.
У меня рвалось сердце.
Я немного умирала каждый день.
Не могла смириться, не могла это слышать.
- Иди, собирайте документы, я с ней посижу, - сказал муж.
С дочкой он был нежен , ему не мешало то, что она его не слышит.
Они играли и смеялись, как ни в чем не бывало.
Мы ждали операцию по восстановлению слуха.
Последняя неделя перед ней была особенно мучительна.
Было очень страшно.
Операция - это наркоз. Большой риск. Но зато потом - слух. Полноценная жизнь.
С другой стороны, если вдруг заболеть и пропустить операцию, то другого шанса на восстановление слуха уже не будет. Время работает против нас.
А значит надо бояться каждого чиха и сквозняка.
Я пугливо отпускала старшего сына в школу: а вдруг принесет оттуда какую-нибудь заразу.
Я боялась выходить из дома.
Боялась гулять с дочкой.
Меня трясло, я не могла спать , не могла есть, не могла жить. Муж подходил и прижимал меня к себе. Напитывал верой.
Дрожь проходила.
Операция прошла успешно.
Муж приезжал к нам в больницу каждый день. В этом не было необходимости, но он приезжал.
Он обуючивал нам больничную палату.
В этом не было необходимости, но он обуючивал.
Он привозил нам фрукты и деликатесы. В этом не было необходимости, но он привозил.
Он так участвовал в спасении дочери.
Я это понимала. Поэтому говорила: "Конечно, приезжай. Спасибо за подушки. Да, привези ягод".
Наконец, мы вернулись домой.
У дочери на ушках теперь специальные процессоры.
Она слышит.
Началась реабилитация по возвращению речевой деятельности.
Я была очень рада, что все позади.
"Вот теперь заживем!!!" - думала я.
Первую неделю после операции я пролежала, впечатав лицо в подушку.
Из меня выходил страх и усталость.
Рядом лежал муж. В таком же состоянии.
Через неделю я вскочила, обновленная. Мне захотелось бежать в разные стороны, чтобы нагнать все упущенное за время болезни время.
- Вставай! - сказала я мужу. - Хватит валяться.
Но он не встал.
Он был подавлен.
Будто выключен из розетки.
Ничего не хотел.
- Я еще полежу, - сказал он.
Я была удивлена. Присматривалась к нему. Никак не могла подобрать слово, чтобы охарактеризовать его состояние.
Материалы, представленные на сайте, взяты из открытых источников.
Информация используется исключительно в некоммерческих целях.
Все права на публикуемые аудио, видео, графические и текстовые материалы принадлежат их владельцам.
Если вы являетесь автором материала, и есть претензии по его использованию,
пожалуйста, сообщите об этом.
