Максим Знак "Зекамерон"

О книге

«Зекамерон» написан в камере предварительного заключения. Юрист Максим Знак во время избирательной кампании 2020 года в Беларуси представлял интересы кандидатов в президенты Виктора Бабарико и Светланы Тихановской. Приговорен к 10 годам лишения свободы по обвинению в числе прочего в «заговоре с целью захвата власти неконституционным путем».

Достоевский писал: «В каторжной жизни есть одна мука, чуть ли не сильнейшая, чем все другие. Это: вынужденное общее сожительство... В острог-то приходят такие люди, что не всякому хотелось бы сживаться с ними». Максим Знак рассказал о своем «общем сожительстве» с соседями по неволе. Все они ему интересны, всех он выслушивает, всем помогает по мере сил. У него счастливый характер и острый взгляд: даже в самых драматических ситуациях он замечает проблески юмора, надежды и оптимизма.

«Зекамерон» — первый для Максима опыт прозы. Будет ли продолжение? Маяковский после года в Бутырке пишет: «Важнейшее для меня время... Бросился на беллетристику». Но это он пишет уже на свободе — пожелаем того же и Максиму Знаку.

Об авторе

Знак Максим Александрович (род. в 1981 г. в Минске) — кандидат юридиче­ских наук, преподаватель юридических дисциплин, ведущий семинаров и бизнес-тренингов, автор многих публикаций по правовой тематике, эксперт World Bank’s Doing Business.

С мая 2020 года занимался юридическим направлением работы штаба кандидата в президенты Беларуси Виктора Бабарико. Во время избирательной капании представлял как адвокат его интересы, а затем интересы Светланы Тихановской. 9 сентября 2020 года был задержан, а 6 сентября 2021 года приговорен к десяти годам лишения свободы, суд признал его виновным в создании «экстремистского формирования» и заговоре с целью захвата власти. В заключении написал ряд стихотворений, фантастическую повесть и сборник рассказов «Зекамерон» о жизни и отношениях между людьми в заключении, которую не так давно выпустило российское издание «Время».

В 2022 году ООН признала заключение Максима Знака неправомерным.

"Перевод книги белорусского политзаключенного Максима Знака «Зекамерон», которую он написал в заключении, получил премию PEN Translates английского PEN-клуба", - ссылается на сайт организации "Зеркало".

На английский язык книгу — сборник коротких рассказов о тюремной жизни — перевел профессор Лондонского университета, исследователь белорусской истории и литературы Джим Дингли. В переводе она называется Zekameron.

Отрывки из книги

ИЗБРАННОЕ

Кто знает, как оно там происходит на самом деле, но очень хочется верить, что самые яркие рисунки, самые вдохновенные строки писем не пропадают и не уничтожаются, а переходят в избранное.

У  цензоров просто обязаны быть свои любимые авторы писем. А вдруг кому-то пишут в стихах? А вдруг он рисует в  ответ картины? А  вдруг в  письмах, как захватывающий сериал, разворачивается драма?

Хотелось бы верить, что для цензоров это не механическая работа, что они, как заядлые библиофилы, ждут новинок от любимых авторов и вознаграждают их быстрым прочтением.

Есть Нобелевская премия по литературе и  Букеровская, есть премия Пулитцеровская, а есть Гедройца. Но ведь для писем тоже должно что-то быть? И  если кто-то старался и писал, затем перечитывал, перечеркивал, переживал и  рвал, а  затем писал опять, не может  же

труд его пропасть в никуда?

Наверное, это слабое утешение, но хоть какое: хоте-лось бы верить, что все письма, которые не дошли, про-пали из-за любви. Что цензор, у  которого, возможно, в жизни все не так интересно, как у сидящих в тюрьме авторов писем, нежно достал листы из конвертов, рас-правил шрамы погнутостей и поместил их в свой цензурионский альбом вместе с другими шедеврами.

Пусть этот альбом стоит на каминной полке, даже если ни у  одного цензора камина нет. Хоть в  мыслях!

Пусть в  камине потрескивают дрова, а  рядом качается кожаное кресло с клетчатым пледом, а у его правого подлокотника — большой глобус с баром внутри.

Пусть это будет то волшебное место, где все пропавшие письма, стихи и рассказы будут читать, улыбаться написанному, а  иногда даже, расчувствовавшись, немножко плакать.

***

БЕЛЫЕ НИТКИ

Здесь все шили белыми нитками, и это была не прихоть и не мода, просто других ниток не давали, а одежда рвалась все равно. Ритуал вызова иголки и ниток был известен: в безлунную ночь в четверг после дождя… или в любое другое время надо написать заявление, а  в  будний день и  когда настроение хорошее — получить. Ритуал-то он знал, но белых ниток просить не хотел. Его любимые и единственные штаны недавно приобрели дополнительное вентиляционное отверстие, которое не сильно было заметно среди черных складок, но зашить не помешало бы. Вот только с белыми нитками это место стало бы привлекать внимание, а привлекать к нему внимание точно не стоило.

Испробовав легкий путь (попросить у  корпусного, написав заявление) и  получив ожидаемый ответ, что нитки есть белые, а привередничать не надо, а то не будет никаких, он перешел к сложному плану Б.

План был рассчитан где-то на месяц и предполагал, что родные  — догадливые. Он писал о  белых нитках и о черных, описывал процедуру, объяснял, что нитки-то им можно, только передать нельзя. Писал еще много всякой ерунды и наконец попросил передать черные

носки  — мол, это очень хороший предмет, чего стоит хотя бы традиция вкладывать в носки подарки.

Месяца через полтора носки наконец передали. Они были черные, но больше всего его интересовал не цвет.

Запустил пальцы в  глубину… есть! Внутри носка, уютно свернувшись калачиком, лежало с полметра черной нитки. Ура! Сбылось!

С  чувством удачно завершенного проекта он подо-шел к  кормушке, постучал, посмотрел оценивающе.

Продольный был хороший, да и настроение у него, похоже, тоже: можно было попросить иголку, ну и  нитку заодно, конечно, чтобы не спалиться. Попросил, подо-ждал, принесли…

Он смотрел на принесенную нитку, улыбался и  думал: интересно, а как давно закончились белые и начали выдавать только черные?

***

ЕЛОЧКА

— Поровну. Теперь как ты скажешь, так и будет.

Он внезапно ощутил собственную значимость. Голоса за и против прогулки разделились поровну, и теперь он, последний непроголосовавший, решал, идут они или нет.

Гулять ему хотелось, но еще больше хотелось курить.

— Ну что, давайте мне кто-нибудь пачуху, и я проголосую.

— А ты не перепутал ничего?

— Мне просто пофиг. Могу гулять, могу нет. Заинтересуйте.

И ведь чуть не дрогнули! Мог бы и аукцион начаться.

Но тут один мужик с ленцой объяснил ему демократию.

— Твой голос ничего не решает.

— Как это? Как я решу, так и будет.

— Если любой здесь поменяет решение, то будет так,

как он скажет. Не только ты. Любой.

Пока выставивший свой голос на продажу обдумывал эту глубокую мысль, двое уже сообразили и  сразу сказали, что им для изменения решения полпачки хватит.

— Да ладно, — добил тот, кто разрушил верную схему.  — Я  передумал и  хочу гулять. Не о  чем больше базарить.

И вот так они пошли гулять в минус пятнадцать градусов по Цельсию.

Дворик был тесным, но теплее от этого не становилось. Через пять минут поняли, что нагулялись, еще через семь гулять им расхотелось напрочь. Но никто не бродил над двориками, гражданин начальник или начальница то ли в других местах надзирали, то ли просто грелись. А гулять по правилам было положено два часа, и насчет мороза оговорок не делалось. В результате начали кричать. На жалобное «гражданин начальник…»

никто не показался, робкий крик бессильно повис в морозном воздухе над искрящимся снегом.

Тут кто-то вспомнил волшебную формулу вызова, которую им когда-то подсказали. И  вот нестройный и  неполный хор начал скандировать: «Мы! Хотим! До-срочно! Завершить! Прогулку!!!» Но вышло без огонька и без результата.

Через полчаса, отпрыгав и правую, и левую ногу, они сплотились и спелись. Над двориками полетели исполняемые всеми две строки: «Маленькой елочке холодно зимой! Надо с мороза нас вывести домой!»

К этому гимну присоединились и неудачники из других двориков.

Отзывы

Сейчас, когда столько вокруг горя, когда война, когда люди не могут понять друг друга, порой думаешь: пропащий, тупиковый проект - "человек".

Но в такие минуты обязательно встретишь то, что делает такие мысли смешными и глупыми. Вот прочла сборник рассказов Максима Знака "Зекамерон" и поразилась, не впервые конечно, насколько талантливыми, смелыми могут быть люди.

Максим Знак-белорусский юрист, попал в тюрьму за то , что объяснял людям права человека и вёл адвокатскую практику, пытаясь защитить людей от произвола власти, планомерно ведущей геноцид собственного народа.

Так вот Максим попал в тюрьму.

За полтора года заключения он прочитал 400 книг, выпустил несколько сборников рассказов.

Начиная читать, думала будет тяжело, ведь тюрьма. Но потрясает взгляд человека, который, казалось бы, попал в ад.

Взгляд этот грустный, даже горестный подчас, но светлый. Не смотря на юмор, на способность человека шутить даже там, за него становится больно, а иногда и страшно.

При этом никакого идеализма, всё он понимает, прекрасно разбирается в людях и никого не романтизирует. Да и как оставаться романтиком, что в русской, что в белорусской тюрьме?

Но!

Удивительно, как можно так светло и спокойно смотреть на жизнь и людей, находясь в такой беспроглядной тьме? Вот уж действительно человек смог "спокойно и достойно перенести перемену к худшему" Нелегкое умение!

Максим- талантливый человек.

В его рассказах переплелись горечь, и свет, улыбка, и боль.

То есть всё по - правде, по -настоящему.

Всё как в жизни.

Сейчас столько ненависти кругом.

Уверена, что люди "пострадавшие, а значит обрусевшие", как пел когда -то Высоцкий, не будут её долго носить в себе.

У Максима принятие людей, которые рядом, словно чудо какое-то. Нет ни осуждения, ни очернения. Горечь только иногда. Как ее скроешь. Словно человек всё понимает, видит, и всё равно любит.

Человек, который никуда не уехал, потому что как раз своих не бросают, как ни изгадили эти слова нынешние вояки.

Не бросает своей родины и своего дела.

От некоторых рассказов настолько болит сердце, что трудно перечесть.

Как рассказ "Маша", где заключенные слепили снеговика, нарисовали сердце, спрятали от конвоя.

"И когда их повели назад, они шли радостно и гордо, потому что там, за дверью в уголке, стояла очень красивая Маша с огромным алым сердцем-мозаикой.

Она должна была встречать улыбкой тех, кто следующий придет во двор.

…Шедший последним никогда не сказал им, что конвойный заходил во дворик и был слышен звук, как при ударе ногой в живот. В мягкий снежный живот, прикрытый большим алым сердцем. Он решил думать, что ему просто показалось". 

Татьяна Мешкова

***

Хорошее чувство юмора и здоровый оптимизм спасают. Человек, которому всё это присуще, не раскиснет, оказавшись в непривычных, сложнейших для себя условиях. Белорусский юрист, преподаватель и бизнес-тренер Максим Знак пару лет назад оказался за решёткой, а в начале прошлой осени получил десятилетний срок...

Пишет он о жизни в тюрьме, её обитателях: людях, животных, насекомых, грибах… Вот надзиратель из миниатюры «Самое» под пристальными взглядами заключённых долго-долго ищет в суповом котле мясо. Наконец находит и… отдаёт его коту. А вот улитки и пауки, становящиеся для зеков «домашними» питомцами. Большинство рассказов цикла — комические сценки с очень убедительными концовками. Переворачивающими мир с ног на голову — как и положено в хорошей литературе. И улыбаешься, и смеёшься, и даже при этом на миг забываешь о месте действия сюжетов. Но автор напоминает. И получается удивительное сочетание смешного и страшного...

Вспоминая в финальной миниатюре одного из самых известных заключённых в мировом кинематографе — Энди Дюфрейна, герой-рассказчик волей-неволей сравнивает с ним себя. Многое из того, что было дозволено герою знаменитого фильма, снятого по повести Стивена Кинга, нынешним арестантам «делать было нельзя. Впрочем… Мечтать, как Энди, мечтать-то им никто не запрещал? А в мечтах каждый мог видеть огромный свободный океан и пляж, на котором неплохо устроился этот чёртов Энди». Мечты и наблюдения юриста Максима Знака во время тюремного заключения превратили его в писателя. Здесь он сочинил фантастическую повесть, ряд стихотворений и цикл миниатюр «Зекамерон». В журнальную подборку вошла лишь примерно половина этих рассказов — полная версия выйдет отдельной книгой в издательстве «Время».

Станислав Секретов