Ирина Головинская "Казенный дом и другие детские впечатления"

О книге

В этой книге собраны воспоминания и размышления взрослых людей, помнящих о своей детской травме — временном отлучении от семьи по очень уважительным причинам: детский сад, больница (санаторий) в любое время года или пионерлагерь (чужая дача) летом. Любой не родительский дом для ребенка — это и есть дом казенный, опыт пребывания в котором западает в душу на всю жизнь. Авторы сборника сыграли в увлекательную игру — попытались преобразовать боль, страх, стыд в текст. Получилась единая история о насилии и разных способах преодоления его последствий, об осмыслении прожитого, о становлении личности, об обретении свободы.

Главная причина купить книгу, помимо очевидной терапевтической, - это потрясающие воспоминания самых талантливых авторов: Никита Алексеев, Мария Альтерман, Андрей Бильжо, Гриша Брускин, Ольга Вельчинская, Маша Вильямс, Елена Вроно, Мария Галина, Леонид Гиршович, Ирина Головинская, Линор Горалик, Люба Гурова, Мария Игнатьева, Наталия Ким, Татьяна Малкина, Борис Минаев, Алексей Моторов, Ирина Нахова, Гелия Певзнер, Лев Рубинштейн, Женя Снежкина, Алена Солнцева, Мария Степанова, Маша Сумнина, Людмила Улицкая, Алексей Цветков

Составитель - Ирина Головинская.

Российские писатели и журналисты воскрешают в памяти эпизоды своего пребывания в пионерлагерях, больницах, детсадах, школах, санаториях. Каждый такой эпизод для ребенка — это опыт несвободы. Отрыв от привычной домашней среды и родителей для многих создавал ряд проблем. Но в то же время это был немаловажный опыт социализации, и даже пресловутая игра «Зарница» развивала у подростков навыки ориентирования и выживания в лесу. Не говоря уже о медицинских учреждениях, в которых некоторые авторы книги (к примеру, поэт Алексей Цветков) в детстве вынуждены были находиться подолгу. 

В книге много разных невыдуманных историй. Есть «просто мемуары», а есть новеллы и повести о детстве — то ностальгические, то философские. В этих мини-исповедях есть страницы большой художественной силы. О нескольких днях, проведенных в больнице, пишет Алексей Моторов, позже ставший врачом. Об аквариумных рыбках в детской поликлинике — позже выучившаяся на ихтиолога Мария Галина. О своем неудавшемся побеге из пионерлагеря — врач-психиатр и художник Андрей Бильжо. Поэт Лев Рубинштейн размышляет о тоскливой бесприютности и запрятанном глубоко внутрь каждого из нас «неутолимом сиротстве», тяге к чужим домам, гостиницам, общепиту... Практикующий врач-психиатр Елена Вроно отметила в послесловии к сборнику: «Практически все тексты — попытка преодоления травматического опыта, опыта детской психической травмы — травмы разлуки с домом».

Цитата из рассказа Льва Рубинштейна из сборника «Казенный дом и другие детские впечатления», составленный Ириной Головинской и выпущенный издательством «Время»:

"О, подлива! О, серовато-розоватое нечто такое, что суровой поварихой плюхалось поверх котлеты и картофельного пюре! Какие сильные чувства, какую же неугасимую ненависть, какую неутихающую боль ты, такая с виду незначительная и скромная, способна была вызвать у миллионов разных людей самого разного возраста, самого разного социального статуса, образовательного уровня и чувственного опыта. Сколько вдохновленных одними лишь мимолетными воспоминаниями о тебе прозаиков и поэтов отдали тебе свою посильную дань! С какими неповторимыми и трудно описываемыми интонациями произносилось и повторялось на все лады твое имя, в самом даже звучании которого мерещилось нечто подлое. 

Но она, эта злополучная подлива, еще и универсальный, с ходу понятный всем соотечественникам и соотечественницам символ того фатального водораздела, что делит соотечественников на тех, кто ходил в детский сад, и на тех, кто туда не ходил."

Какие уборные были в «Артеке», или Казенный дом русской литературы

…Автор предисловия к этой книге удачно подметила и особенности ее жанра, и стилистическую направленность, и вообще смысл издания подобной литературы. Ведь речь в «Казенном доме» о детских воспоминаниях; фишка же такова, что «смутный детский протест во взрослом возрасте превращается в уверенность в том, что человек не должен так жить», ну а смысл... Говорят, чтобы другим неповадно было.

В таком ключе и рассказывают о своем детстве в стихах и прозе авторы этого сборника. Линор Горалик и Лев Рубинштейн, Алексей Цветков и Мария Галина, Андрей Бильжо и Борис Минаев. Вспоминают, в основном, в прозе — жесткой, грустной, суровой, поскольку какая уж тут поэзия?! Поначалу, правда, не без лирики. Все-таки первый коммунальный опыт, полученный в самом нежном возрасте. «Впрок молодой-красивый / Или дурной-хороший / В детском саду играет: / Трогает твою сливу», — вспоминает детство золотое Мария Степанова. Хотя кормили хорошо. «В детсаду бывала творожная запеканка со сгущенкой или сметаной. Хуже, когда в ту же запеканку попадали недоеденные накануне макароны, — они стекленели и напоминали пресноватых червей», — делится Люба Гурова. Дальше идут весенние игры уже в осеннем саду, и Людмила Улицкая в рассказе с говорящим названием «Выход» тужится вспомнить, какие уборные были в «Артеке». В котором, добавим, она не была, но обычного заводского пионерского лагеря ей вполне хватило. Да, упомянутые игры были соответствующие. «Сюжет игры был прост и актуален — ловили шпиона, похитившего знамя пионерской дружины», — сообщает в рассказе «Пионерское лето в прекрасном женском обществе» Ольга Вельчинская.

А вообще-то, наверное, каждый, кто хоть краешком судьбы захватил голенастую пору советского детства, может поделиться памятью о своем коммунальном «счастье». Детсадовская дача, пионерлагерь, санаторий. Запах хлорки, звук кефирной крышечки, размокшее мыло в душевой.

«Помню пионерский лагерь, — пишет Гриша Брускин. — Родители коварно бросили меня. Я меньше всех, слабее всех. Мальчишки писают в мою кровать. Подлец Миронов караулит, не дает прохода...». Это еще индивидуальное, согласитесь, а вот роднит всех авторов сборника — словно жителей одного социального улья — кажется, одно-единственное выражение, высказанное, правда, более поздним их коллегой, когда думать и говорить можно было в полный голос. Все равно ведь никто уже не услышит, Советский Союз распался, и стали видны другие берега.

Так вот, «детство-детство, будь ты проклято», — вспоминал он начало своего пути, и большинство авторов сборника с ним согласятся. «Мама рассказывала, что когда они с отцом приехали меня навещать, — вспоминает одна из них, — воспитательница сказала: „Заберите ее. Некоторые дети плачут, а она стоит у решетки и смотрит на дорогу. И молчит, не плачет. Заберите“. И меня забрали». В принципе, заметим, не только закаленных в своем детском горе героев изолировали в те хмурые времена от более счастливого общества, но об этом возрасте — как-то слишком остро. Словно прореха в душе целого поколения. «Через эту дырку я и решила бежать домой, когда лагерь отправится в поход, — не унимается наша коллективная память. — На заре, когда из мрака выходит юная Эос. Я думала, вот все уйдут, и я улизну. А оказалось, что дырку заделали, потому что территорию готовили к военной игре „Заря“. Вот вам и Эос».

Источник: Игорь Бондарь-Терещенко, "Сноб"