Моя мама была театральным критиком. Это такая, как многие думают, замечательная профессия, когда каждый день (или как минимум чрез день) человек вечером идет в театр. Мой дедушка, будучи врачом, до конца дней не понимал мамины частые походы, и на вопрос «Куда ты идешь на ночь глядя, доченька?», мама отвечала «Как куда, в театр, папуля», дедушка недоумевал и совершенно искренне говорил «Ты же вчера там была!».
Для меня же эти мамины вечерние отсутствия были очень болезненными. Я оставалась с дедушкой, который неизменно лежал в комнате на старой, некогда двуспальной кровати (после смерти бабушки вторую часть кровати куда-то убрали), и смотрел большой старый телевизор с выпуклым экраном. Укладывать меня спать было практически бессмысленно. «Я буду ждать маму», говорила я дедушке после ужина, и, пока не начинались «Спокойно ночи малыши» рисовала картинку для мамы, к которой как правило, прилагалась еще и короткая записка. Состояла записка из одной фразы, иногда из двух. А рисовала я всегда маму. Ее платье было треугольным, а глаза были похожи на цветочки — вместо ресниц выводились лепестки. Потом я клала записку прямо в центре коридора. Он у нас был очень длинный и широкий (кто жил в старом фонде знает, что по таким коридорам можно и, как детям кажется, нужно кататься на роликах и даже на велосипеде). Поэтому мне было очень важно, чтобы мама заметила эту записку и не прошла мимо.
Место определялось очень тщательно. Я проигрывала, как вот мама войдет, куда будет направлен ее взгляд, вставала к входной двери, смотрела, видно ли листок. Вероятно, еще волновалась, не собьет ли его с места кошка (она у нас дикая была и носилась по коридору со страшной силой). А потом шла прямиком к дедушке под бочок, смотреть спокойки. После «спокоек» начинались новости, я очень хорошо помню заставку и то, как дедушка всегда здоровался с ведущим. «Добрый вечер» — говорил диктор, и дедушка по-свойски так, но вполне адресно отвечал ему «Привет!». А потом мы смотрели новости. Точнее, смотрел их дедушка, а я боролась со сном.
Когда мама приходила, я, конечно же, уже спала. Каждый раз. Но я всегда знала, что если что, есть записка. Что мама обязательно придет и прочитает ее. И увидит себя с глазами цветочными.
Уже много лет спустя, мама рассказывала мне, как она смеялась, когда первый раз прочитала эту фразу, полную для меня тогда драматизма. Мне не хватало наших вечеров, и я боялась, что мама вдруг не придет, что что-то случится, а я тут сплю и ничего не знаю. Я писала ей с ошибкой: «Мама, ты нЕкогда не умрешь».
«Не умру, потому что некогда» — добавляла, смеясь, мама, вспоминая эти далекие годы моего детства.
Сейчас мамы нет уже почти два года. Я недавно нашла эту картинку, которую она сохранила у себя в архиве. Только одну. Хотя я помню, что писала ей каждый день, или через день, в зависимости от ее походов в театр. Уже много лет спустя, я узнала, почему я так сильно ждала ее по вечерам и так хотела, чтобы она уложила меня спать. Узнала, что время, проведенное с ребенком перед сном бесценно с точки зрения эмоционального контакта. Что даже если днем пришлось отлучиться и погрузиться в свои проблемы и ощущения с головой, достаточно тех тридцати минут с ребенком перед самым его засыпанием, чтобы восстановить связь и снова натянуть эту невидимую ниточку.
Даже сейчас я вспоминаю и думаю о маме чаще всего перед самым сном. И мне тепло от этих воспоминаний.
Мой сын еще очень маленький, и я все 9 месяцев его жизни засыпаю рядом с ним, и говорю ему всякие ласковые слова на ушко, чтобы они впитывались-впитывались куда-то глубоко-глубоко на подкорку. Чтобы ему хватило на всю жизнь. И даже немножко больше. И когда я говорю эти слова, мне отчетливо слышится мамин голос. Теперь я знаю, что она тоже мне их говорила. Потому что их говорят все мамы на земле своим детям.
Автор: Александра Житинская
Источник: http://lasya.livejournal.com/376391.html
