После таких диалогов мне уже не хочется вспоминать о ссоре с ребенком, какова бы ни была ее причина.
Моя мама любила вызывать во мне чувство вины за проступок. Научившись быть виноватой, я могла несколько дней рыдать над мелочью, о которой мама давно забыла. В особых случаях я, даже получив словесное прощение, могла еще очень долго терзаться: а действительно ли простили меня? Нет ли скрытых обид, о которых я забыла. И как выяснить, любят ли меня после того, как я так сильно провинилась.
Я научилась говорить со своими детьми. А со мной так никто не разговаривал. Мои близкие считали, что самый лучший учитель – поступок. И что "добро лежит, а зло впереди бежит". При разборе полетов особое внимание уделялось недостаткам.
Мои дети не очень-то привязаны к бабушкам. И за это меня тоже терзает чувство вины, ведь я не могу насильно вдолбить в их головы трепетное уважение и тем более – любовь к тем, кто сам должен строить с ними отношения. А дети, со всей своей наивностью, могут кому угодно заявить прямо в лоб, что мама лучше всяких бабушек. И что меня они любят, а других – нет или любят меньше. Я знаю, что это не так. В детском сердце хватает места всем. А вот в сердце взрослого иногда ребенку бывает тесновато.
"Я буду любить тебя, если ты будешь таким-то..." Может быть, в социалистические времена эта воспитательная прививка и была залогом нужности обществу, но на своих детях я вижу: эта установка вытесняет уверенность ребенка в том, что его по-настоящему любят, она лишает свободы действий и выбора. И тут уже труднее понять, кто ты есть на самом деле для своих родных, себя самого – для окружающего мира.
Где твое место в сердце близкого? Стоит ли завоевывать любовь или нужно тихо ждать, сколько сантиметров психологического уюта тебе добровольно уступят, видя твои "правильные" поступки. А где, собственно, твое Я в этой обстановке, малыш?
Моя любовь к детям – данность, появившаяся задолго до их рождения, за которую они мне ничего не должны. Достаточно того, что они просто есть у меня.
Мы можем поссориться, разозлиться друг на друга и чувствовать необходимость примирения. Но, прежде чем мы возвращаемся в доброе русло, звучат слова. Ребенку трудно выразить свои чувства словами, поэтому говорю я. О себе и своих чувствах. Я не боюсь просить прощения у ребенка, ведь взрослые часто ошибаются. А спустя время ребенок начинает чувствовать меня лучше, чем я сама.
"Мама, ты сердишься", – уверенно заявляет мне двухлетка, а я в это время чувствую всего лишь легкое раздражение. Оно моментально проходит. Теперь я узнала силу безусловной любви. Детской любви моих маленьких, но мудрых учителей жизни.
Автор: Елизавета Воронова
Источник: http://mamsila.ru/
