Чужой симптом

Ребенок — девочка лет пяти-шести — напоминал чертика: полосатые шерстяные гетры, тяжелые ботинки, красная с черным юбочка и какие-то странные, тугие, стоящие торчком по всей голове, косички.

Поздоровавшись, девочка сразу же направилась к полкам с посудой — играть. Женщина молча сидела в кресле, доброжелательно оглядывалась и как будто чего-то ждала.

На мгновение мне показалось, что она что-то перепутала и решила, что находится в чем-то вроде SPA-салона. И ждет, что сейчас я начну рекламировать имеющийся ассортимент услуг: а вот детский психоанализ Анны Фрейд, гештальт-терапия, песочная терапия по Юнгу... Если пожелаете, новинки — сказкотерапия...

И девочка Надя, и ее мать Вероника выглядели вполне благополучными и здоровыми людьми, любящими друг друга.

— Вы хотели бы протестировать ребенка на предмет школьной зрелости? — вежливо спросила я.

— Нет, — Вероника на мгновение как будто очнулась. — Дело не в этом.

— А в чем?

— У нее волосы выпадают, — шепотом сказала женщина.

— Косички расплести не пробовали? — спросила я. На вид с девочкиными волосами все было как будто бы в порядке.

— Нет, нет, мы специально так, чтобы не видно было. А можно мне с вами наедине?

«Ага! Скелеты в шкафу!» — догадалась я и, с сожалением оторвав девочку от игры, отправила ее в другую комнату смотреть тест-книжку про котов.

— Я слушаю вас.

Все тем же полушепотом Вероника рассказала мне, что ее дочь интересуется вопросами жизни и смерти и как-то раз хотела нарисовать, но почему-то так и не нарисовала рисунок, на котором мама, папа и она сама живут в отдельных домиках.

Я объяснила, что первые экзистенциальные вопросы: «Мама, а ты умрешь?», «А все люди умрут?», «А где теперь бабушка?» и т.д. встают перед человеком как раз в этом возрасте. Поводом (но не причиной!) для их возникновения часто служит какой-нибудь трагический случай (машина сбила котенка) или наблюдение (в случае с девочкой этим толчком стала торжественная церемония похорон патриарха Алексия II, случайно увиденная по телевизору). А как-нибудь вне контекста толковать детские рисунки (тем более не нарисованные, а только задуманные) я бы никому не советовала.

— Так что же вы хотели мне сказать наедине?

— Вот это и хотела, — удивилась женщина.

Я тоже удивилась и вернула Надю обратно, к ее недоваренному обеду. В книжке девочка показала мне найденных ею котов, похожих на членов семьи (такое было задание). Кошка, похожая на маму, стояла поодаль от всех и опасливо смотрела через плечо.

— Так что же с волосами?

Волосы у Нади стали выпадать два года назад, на фоне совершенного благополучия. Девочка живет в полной семье, ничем особенно не болела. Мама сидит дома и уделяет ей много внимания. Папа — довольно крупный предприниматель, но в редкое свободное время совсем не прочь повозиться с дочкой или съездить куда-то развлечься всей семьей. Есть бабушка и дедушка, для которых Надя — любимица. У девочки спокойный и легкий характер, она охотно общается с другими детьми и любит играть «в Белоснежку».

Семейный педиатр сказал: «Надо искать системное заболевание».

Были задействованы самые разные специалисты. Некоторые из них находили по своей части какие-то отклонения, которые были тщательно пролечены самыми современными препаратами. Волосы то, вроде бы, отрастали, то выпадали вновь (вплоть до образования обширных лысин).

В конце концов кто-то посоветовал обратиться к психологу. Я была четвертым по счету специалистом. Предыдущих трех вызывали на дом. Один сказал, что девочка сама тайком выдирает себе волосы (мне это тоже уже приходило в голову, но уж больно солнечным человечком смотрелась Надя) и предложил для начала годовой курс психоанализа по два-три раза в неделю, другой велел не баловать ребенка и гнать глистов, третий настаивал на трансцендентальной коррекции биополя.

У меня возникли некие подозрения. Симптом Нади выглядел как чужой симптом. Но тогда чей же он? Искать имело смысл где-то поблизости.

— А чем вы сами занимаетесь, Вероника? — спросила я. — Кто вы по образованию и вообще?

— Ничем... Так как-то... Недавно вот курсы дизайна интерьеров закончила. А по образованию — сначала педагогическое училище, художественное отделение, а потом институт — учитель младших классов...

— Вы работали учителем?

— Нет, нет, я детей боюсь!

— А зачем же пошли учиться?

— Мама у меня работает в образовании, она посоветовала...

— Ну а потом?

— Потом я вышла замуж, родила Надю...

— И?

— Муж сказал: зачем тебе работать? Сколько ты заработаешь? Занимайся ребенком, собой...

— У вас есть друзья? Свой круг?

— Девочки из училища как-то давно потерялись. Из института... Они все в школах работают, на полторы-две ставки, дети. Им некогда...

— С кем же вы общаетесь?

— С дочкой, конечно. Мы читаем, играем... Ну, иногда с друзьями мужа семьями собираемся, едем куда-нибудь.

— Чего бы вы хотели сделать из того, что еще не делали?

— Я бы...я бы хотела сидеть где-нибудь и, может, расписывать что-нибудь или украшать. Сувениры какие-нибудь. И чтобы людям польза и радость была, для чего-то ведь я училась все-таки. А так, не хватает чего-то, жизнь какая-то... не то чтобы совсем пустая, но...

— Лысоватая? — подсказала я.

Глаза Вероники расширились от изумления, лиловая муть куда-то подевалась, а на щеках вспыхнул румянец.

Вероника действительно говорила со мной об интимных, но не о дочкиных, а о своих проблемах. Это она сама, всю жизнь слушавшаяся других людей и поступавшая в соответствии с их указаниями, перестала понимать, зачем она живет, и задумалась о смысле жизни и смерти. Это она сама пришла к пугающей ее гипотезе, что, если бы она смогла обособиться от опеки родных (жить в отдельном домике!), ей было бы легче самореализоваться.

Единственный человек, с которым плотно общалась Вероника последние годы, это ее дочь Надя, которая очень любит свою маму и подсознательно чувствует ее состояние (замкнувшаяся в себе, опасающаяся всего мира кошка на картинке). Дети не только чувствуют, они еще и реагируют. Надя — благополучный, любимый ребенок, у нее нет психологических проблем. Поэтому на проблемы мамы отреагировала Надина соматика, причем вполне проективно.

Через две недели Надю отправили в хороший садик (подальше от маминых проблем). Ей там очень понравилось. Еще через полтора месяца Вероника решилась: наплевала на мнение всех, кто крутил пальцем у виска, и стала работать в керамической мастерской. И одновременно, по моей наводке, занялась благотворительностью в детском реабилитационном центре. Там у нее что-то вроде искусствоведческой студии.

Волосы у Нади, как вы понимаете, отросли быстро, и теперь она носит симпатичную пушистую стрижку.

Автор: Катерина Мурашова

Источник: https://snob.ru