Посторонний упрек

Мама видит все и всех. Контролирует процесс прогулки и игры от начала и до конца и не забывает воспитывать тех, кто «нарушил закон».

Родители воспитуемых могут реагировать по-разному. Кто-то моментально кинется на защиту собственного чада: «Поучайте ваших паучат». Другой даже не заметит, что его ребенка за что-то отругали: залюбуется на солнышко, заболтается за семечками, затвиттерится в телефоне, либо, от общей пофигистичности склада характера, не придаст данной истории никакого значения.

Третьи же, порой, даже рады подобному факту: многие дети лучше прислушиваются к замечаниям посторонних людей, мамины же запреты воспринимают как общий звуковой фон — каждый день одно и то же, одним и тем же голосом, с одними и теми же интонациями. Как холодильник — гудит только первые три дня, потом привыкаешь.

Авторитет постороннего

О том, что ложка — «это ложка, ложкой суп едят», я твердила дочери с момента, как ее взгляд приобрел способность фокусироваться на той самой ложке. О том, что перед прогулкой ей вполне по силам самостоятельно надеть колготки и свитер, я начала говорить чуть позже, но все же начала. Дочь мои слова за аксиому принимать отказывалась и на протяжении двух-трех лет требовала всяческих к ним доказательств. В детском саду ее научили есть и одеваться за два дня.

К тому, что пальцы стоит держать в перчатках, в варежках, в теплой воде, в свободном плавании, но никак не во рту, я пыталась приучить своего ребенка несколько долгих месяцев. В ту пору ее возраст приближался к четырем годам, существом она была внимательным, разумным и довольно послушным. А вот с пальцами никак — не помогали ни разговоры, ни уговоры, ни просьбы, ни угрозы нападения страшных микробов. Детский лак помог избавиться лишь от привычки поедать ногти, но руки по-прежнему зимовали во рту. Одна фраза врача: «Руки облизывать нехорошо, на руках много вредных бактерий», и ребенка как подменили — пальцы рвались, конечно, к привычному месту обитания, но голова тут же сигнализировала им «отбой».

Врач — авторитетный, компетентный специалист. А мама — всего лишь мама.

То же относится и к педагогам. «Знаете, что нам сегодня воспитательница рассказала?! — с горящими глазами выбежала дочка из сада. — Что сначала идет утро, за утром день, за днем вечер, а за вечером ночь!» «Мудрые слова...» — задумчиво проговорил папа. О том, что дочь к тому моменту знала данный факт уже года три как, он деликатно не стал ей напоминать. Для ребенка было значимо и важно то, что уважаемый ею воспитатель, авторитетный педагог, подтвердил те явления, про которые до этого рассказывали и которые показывали родители. Просто родители.

А игрушки? Сколько раз за свою ранне-родительскую бытность мы призываем на помощь плюшевых медведей, пластмассовых роботов и одноногих кукол? «Ну-ка, ну-ка, покажи мишке, как ты умеешь кушать». «Зайка попросил тебя убрать все игрушки с пола, потому что он среди них может заблудиться и не найти дорогу домой». На некотором этапе жизни для ребенка мишка с зайкой являются куда большими авторитетами, чем мама. В ответ на мамину просьбу — категорический отказ, в ответ на просьбу плюшевого друга — радостное исполнение.

В некоторых вопросах авторитет постороннего неоспорим, и грех им не воспользоваться. Да что там говорить про детей, если даже взрослые люди часто с большей охотой и верой прислушиваются к словам телевизора и дочки Людмилы Петровны, чем к доводам собственных детей, супругов или родителей.

Так как же быть? Всегда ли принимать замечания «посторонних», спорить с ними или реагировать как-то иначе? И как мы, родители, чаще всего ведем себя в случае подобных замечаний?

Возьмем для примера простую ситуацию. Воспитатель после очередного садовского дня рассказывает родителям: «Саша сегодня ударил Дашу».

Категорический отказ

Есть родители, которые моментально все отрицают: мой ребенок такого сделать не мог, его вынудили, заставили, подставили, довели, оклеветали. А то и обвиняют самого воспитателя: это вы виноваты, недосмотрели, недовоспитали. Такие родители чаще всего руководствуются принципом «Мой дом — моя крепость. Мама — главная защита ребенка от внешнего мира». Дома сыну может очень даже влететь, но на людях адресовать в его сторону малейшее замечание недопустимо.

Подобная безоговорочная поддержка ребенка на людях может привести к весьма печальным результатам в будущем. Человек становится уверенным в своей непогрешимости, у него появляется убежденность в том, что, независимо от «качества» его поступка, мама всегда примет его сторону, отругает нехорошую тетю, разгонит палками врагов, угонит вертолет и спасет «малыша» от злых дядей.

Подобные «малыши» порой остаются «малышами» всю свою жизнь. Их спасают мама, папа и троюродный дядя со своей собакой таксой. Все, кто угодно, кроме них самих. Такой ребенок с детства привыкает, что может безнаказанно творить все, что ему вздумается: обижать ровесников, намеренно переворачивать горшки с цветами, пакостить воспитателям и учителям. Он даже получает определенное удовольствие оттого, что взрослого человека на его глазах признали неправым, со взрослым не согласились. Такой ребенок видит себя победителем и героем, не думая о моральной стороне этой победы.

Для многих гораздо проще получить дома ремня или любой другой нагоняй, чем признать свою вину перед воспитателем и обиженной девочкой. Морально более легкое наказание порождает более легкое отношение к самому себе, рамкам собственного поведения и мере ответственности.

За проступки порой необходимо отвечать и прилюдно, если проступок затрагивает интересы этих самых людей.

Доля шутки

Другие родители, узнав, что Даше кулаком Саши особого вреда причинено не было, отшучиваются: «Вот такой он у меня, хулиган и балбес уродился. Может, боксером будет, а? Хоть какой-то прок и признание».

Не самый плохой вариант реакции родителей в том случае, если мальчик Саша в играх с другими детьми не агрессивен, а девочка Даша ежедневно задирает всю группу, и от нее громко воет уже третье поколение дворовых котов.

Вроде как, не упрекнуть Сашу нельзя, но и ругать особо не за что. Шуткой же можно показать, что драки — не самый интеллектуальный вид занятий, но при этом дать понять воспитателю, что с Дашиной мамой тоже неплохо было бы поговорить.

Когда же шутка идет не из-за сведений о характере Даши и миролюбивого поведения Саши, а от «вечного позитива» в душе Сашиных родителей по делу и без дела, то регулярность подобных реакций может обернуться, в лучшем случае, таким же «вечным позитивом» в жизни Саши, в худшем же случае — чем-то приближенным к последствиям реакции «категорического отказа». Мама шутит, мама улыбается, мама одобряет, мама поддерживает, мама все простит, а я еще чего-нибудь натворю.

Разобраться на месте

Разобраться в истории по горячим следам, когда все ее участники рядом, могут посмотреть друг другу в глаза и рассказать, как видится ситуация каждому из них, — один из самых оптимальных вариантов решения проблемы. Причем, у детей, порой, придется переспросить одно и то же несколько раз, подойдя к вопросу с разных сторон: «Ты ударил Дашу? Нет? „Всего лишь“ толкнул? Нет? Случайно задел? Или все же специально толкнул?»

Часто то, что Даше видится вероломным ударом в спину, на деле может оказаться лишь «пробегал мимо, не заметил, задел». Об этом может рассказать увлеченный сейчас сборкой конструктора мальчик, за которым Саша и гнался в момент «совершения преступления». Воспитательница же, возможно, судит о ситуации лишь по увиденным слезам на Дашиных щеках и ее громкому крику. И если сын говорит, что играл в догонялки с другом, то к нему стоит прислушаться. Правду он говорит или нет, выяснится чуть позже, когда будут выслушаны все мнения, но игнорировать оправдания ошибочно.

Ребенок должен с самого детства знать, что у него есть право на защиту, что его мнение — не пустой звук, что взрослые ему верят. То, что перепроверяют, — это другой разговор. Если мальчик был прав — будет гордиться своей доказанной честностью. Если обманул — получит хорошую прививку от вранья и еще раз усвоит истину о тайном и явном.

Реакция же «Дома с ним поговорю, разберусь» тоже не всегда правильна. Да, дома можно поговорить и разобраться. Но можно ли будет сделать верные выводы, не разузнав подробностей истории? Да, наказать, в случае вины, можно и дома, но разобраться лучше при участии всех «очевидцев», выслушав мнение всех сторон.

Так почему же сразу ругаем?

Но часто у родителей нет времени на выяснение обстоятельств происшествия. Они устали, хотят поскорее попасть домой, да и подобные ситуации им кажутся довольно очевидными — мальчик ударил девочку, что непонятного? Девочек бить нельзя и точка.

Или же детские проблемы и переживания не кажутся родителям столь важными, чтобы проводить опрос всего детского населения группы. Возможно, стыдно устраивать прилюдную разборку, отчасти даже допрос, и прослыть при этом скандалистом. Гораздо проще поверить девочке с голубыми глазами и милыми бантиками, словам воспитателя, который, неизвестно, видел ли сам произошедшее, и устроить сыну взбучку. Даже если неправильную и несправедливую — на будущее лишним не будет, если заранее предупредить о том, что девочек обижать нехорошо. В превентивных целях, как говорится.

Нам лень, нам стыдно, мы на стороне обиженных и угнетенных, а чувства собственного ребенка в такой ситуации уходят на десятый план. В какой-то степени так проявляется наша зависимость от общественного мнения или все тот же «авторитет постороннего» — родители хотят быть (или казаться?) хорошими и справедливыми. Защитить слабых, наказать обидчиков, не нарушать единство воспитательного процесса: раз воспитательница ругает, мы ее поддержим — наказание должно быть едино, во избежание разброса и шатания в умах воспитуемых.

Так быть хорошими или казаться, если в это время собственный ребенок не понимает своей вины, потому как вины-то и нет, а его уже прилюдно отругали, пристыдили? Признали его неправоту, особо не попытавшись разобраться. Назавтра одногруппники и их родители узнают об этой истории, о том, что родители согласились с виной сына, и будут считать Сашу негодным мальчишкой. Кто-то покажет пальцем, кто-то в укор толкнет, кто-то посмеется, кому-то родители запретят водиться «с этим драчуном». И все это за то, чего он не делал. За то, что родители поленились или постыдились выяснить. Нужна ли нам такая собственная «хорошесть»?

Момент «чужого»

Рассуждения будут неполными, если не упомянуть в них о возможных мотивах и ценностях третьей стороны — самих посторонних, «чужих».

Порой «чужой» рассказывает о чем-то с большим возмущением, а у родителя данная ситуация никакого отклика в душе не находит или даже вызывает определенную радость. «Ваша дочь сегодня пила суп через края тарелки!» «Надеюсь, она наелась? Пусть как угодно ест, лишь бы ела». Для воспитателя — нарушение рамок приличия, для родителей — «ну, наконец-то, есть начала».

Но даже если мы согласны с недопустимостью того, о чем нам говорят, уверены ли мы, что на нас не давят тем самым «авторитетом»?

Если взрослые могут врать и необъективно оценивать ситуации с другими взрослыми, то почему они не могут сделать то же самое относительно ребенка? Могут, не со зла, а от субъективности взгляда. Но бывает ведь и такое, когда взрослые люди чувствуют себя хорошими только в моменты, когда рядом обнаруживается что-то плохое, даже если это плохое всего лишь «драка» малышей. Это на первый взгляд «всего лишь драка малышей», а для такого «чужого» подобная «потасовка» — лишнее подтверждение тому, что родители пошли безответственные, безалаберные, не способные воспитать достойных граждан. Не надо подпитывать таких людей и позволять им самоутверждаться за счет нас самих и маленьких, в какой-то мере, безответных людей.

***

Слушать своих детей, слушать и еще раз слушать. Не выгораживать, а выяснять, разбираться до конца, наказывать в случае необходимости, объяснять ошибки, рассказывать о правилах. Первые уроки справедливости каждому дают его родители — своими реакциями, своим примером. Пусть справедливость будет действительно справедливой или максимально к тому приближенной.

Автор: Марина Танцырева

Источник: http://momscorp.ru